Динамит для сеньориты - Елизавета Паршина Страница 35

— Людмила?!

— Плохо мне что-то, — прошептала она бледными губами.

— Не спала? — это первое, что приходит в голову, когда видишь, что человеку плохо.

— Не то.

— Встать можешь? Я отведу тебя в отель.

— Не надо. Врача уже вызвали, наверно, сейчас придет. Говорить ей было, видимо, трудно, и я не стала расспрашивать.

Людмила повернула ко мне голову и, преодолевая слабость, рассказала, что произошло. Утром она чувствовала себя совершенно здоровой, собиралась в штаб. Выпила стакан чаю и съела омлет. Дурно стало по дороге, но она не придала этому значения. Штаб от отеля Гейлорд совсем близко. Однако, выходя из машины, она почувствовала себя совсем плохо. Тошнило, кружилась голова… В комнату ее уже вносили на руках. Я молча слушала, боясь поверять страшной догадке: она отравлена. От чая и омлета не могло быть так плохо, да еще в считанные минуты.

— А где твой начальник?

— Должен был ехать следом, я отослала ему машину, но его почему-то до сих пор нет.

— И не звонил?

— Нет.

Наш разговор прервало появление врача. Он пощупал пульс и задал примерно те же вопросы, что и я. Особенно его интересовало, когда и что она ела.

— Отравление? — спросила я с тревогой.

— Я в этом уверен.

Вызвав ординарца, врач распорядился немедленно отправить больную в госпиталь. Я слабо запротестовала, а Людмила отказалась наотрез. В отеле у нас был хороший врач.

— Езжай в отель, Хосефа, скажи, чтобы приехал врач, может быть, я так отлежусь…

Я взяла ее руку и почувствовала, что рука вялая и холодная. Пробежав весь длинный коридор, я выскочила на улицу и кликнула Паскуаля. Ему не нужно было объяснять, что я тороплюсь. Он только взглянул мне в глаза и бросился запускать мотор. Минут через пять мы были на месте. У подъезда отеля стояло всего две машины. Значит, и в отеле народу негусто. Это вполне естественно, ведь бои шли всего в нескольких десятках километров западнее Мадрида. Я побежала в столовую. Время близилось к обеду, в этот час кое-кого из советников можно было перехватить и в ресторане. Обычно во время обеда мы узнавали все новости, и сейчас нужно было найти хоть кого-нибудь. Дверь в конце коридора открылась, и появился Кольцов. Он несся так же стремительно, как и я, по инерции проскочил мимо, едва скользнув взглядом поверх моей головы. Вдруг, точно о чем-то вспомнив, обернулся и протянул мне руку. Это меня несколько удивило. Я привыкла к тому, что он всегда торопится, и никогда не пыталась с ним заговорить. Михаил Кольцов вечно метался в поисках новостей. Знал он немало, но ему, наверно, всегда казалось, что чего-то он не слышал, что за последний час могли произойти важные события, но он вовремя не узнает. На этот раз я меньше всего хотела воспользоваться его вниманием, да и вообще журналистов недолюбливала. Короче говоря, у меня к нему вопросов не было. Пожимая мою руку, он слегка улыбнулся, но быстрые темные глаза за круглыми очками оставалась такими же невыразительными, как всегда.

— Где Артур? — спросил он озабоченно.

— Сама ищу.

— Он говорил, что на этих днях намечается разведоперация.

— Хм.

— Понимаю, но мне хотелось бы… Мы как-то уже говорили об этом, выйти хоть раз с вашей группой. В общем, Артур мне не отказал.

Отказал. Это я точно знала. Но я знаю также и манеру Артура. Он отказывает вроде бы в шутку, вежливо и уклончиво: когда-нибудь, возможно… А Михаилу Кольцову прямо сказал: «Пройди пешком двадцать пять километров, потом придешь и попросишься…», а мне дал строгий наказ: не допускать в отряд никого из посторонних, и тем паче журналистов.

— Операцию, которую имел в виду Артур, мы уже провели, — ответила я.

Кольцов сразу потерял ко мне интерес, его птичьи глаза снова скользнули мимо.

— Вы не встретили тут врача? — спросила я, придержав его за обшлаг.

— Он только что зашел в пятый номер.

Кивнув на прощанье головой, я побежала в пятый. Врач действительно оказался там. Он оказывал помощь начальнику Людмилы, тот был в еще более тяжелом состоянии. Оказалось, что проснувшись, он выпил только полстакана воды из графина, который стоял на столике у кровати. Я сказала врачу о состоянии Людмилы и побежала искать кого-нибудь из наших советников. Надо было немедленно начать поиски преступников, пока весь персонал еще в отеле. Злоумышленники не должны были бы уйти немедленно, это навлекло бы подозрение. В одном из номеров я обнаружила Льва Василевского. Он, ничего не подозревая о случившемся, писал очередной отчет в Валенсию.

— Лео! — начала я с порога, — надо срочно вызвать полицию! Наших людей отравили…

— Не паникуй. Сейчас допишу и разберемся. Через несколько минут в Валенсию ждет мотосвязь Генштаба.

Ждать и догонять, говорят, хуже нет. Я выскочила на улицу и велела Паскуалю ехать к начальнику полиции Мадрида. В то время этот пост занимал полковник Давид. Знакома я с ним не была. В здание полиции меня пропустили, но начальник принять отказался. Это было странно. Обычно сотрудников штаба интернациональных бригад принимали сразу. Ко мне так отнеслись, наверно, потому, что я пришла без своего начальника. Когда я вернулась в Гейлорд, сразу почувствовала, что обстановка резко изменилась. Поступили сигналы о еще нескольких случаях отравления. Острое недомогание почувствовали все, кто ночевал в отеле и хоть что-нибудь съел перед выездом на фронт. В числе пострадавших оказался Главный советник, комком Штерн и его переводчица. Они заболели в дороге и вынуждены были остаться на полпути. Лео бросил свой отчет и подхватил меня на пороге. Вместе с его начальником, П. Боярских, мы снова поехали к начальнику полиции. На этот раз он принял нас немедленно и казался очень взволнованным.

— Надо было сообщить немедленно! — патетически восклицал он, хватаясь за телефонную трубку.

— Я была у вас час назад, и вы меня не приняли.

Давид бросил грозный взгляд на своего адъютанта и начал извиняться. Впрочем, мне показалось, что все это было разыграно. К вечеру выяснилось, что всего было отравлено восемнадцать человек — советников и их помощников. Хорошо, что доля, пришедшаяся на каждого, была столь незначительная, что смертельного исхода ни для кого не последовало.

Операция прорыва на Брунете, начавшаяся шестого июля, была одной из самых серьезных на Центральном фронте. В первых рядах, наступающих на Кихорну и кладбище, где укрепились марокканцы, была рота австрийцев и немецкие антифашисты с бригадой имени Тельмана. Из дневника, который вел в Испании командир 11-й интербригады Ганс Каале, видно, что в этих боях участвовали и бойцы других национальностей. 19 июля Людвиг Ренн замещал заболевшего Каале, и ему пришлось лично посетить артиллерийские позиции. По пути к Вильянуэва-де-ла-Коньяда он остановился, чтобы переждать налет вражеской авиации. Накануне здесь проезжала машина со снарядами, и фашистский «юнкерс» соблазнился ее атаковать. Снизившись, самолет забросал машину бомбами, и одна из них попала в цель. Но летчику не пришлось порадоваться — воздушная волна и осколки разнесли «юнкерс» на куски. Проезжая опасный участок, Ренн заметил остановившийся в стороне грузовик. По опознавательному знаку 3/11 Ренн узнал грузовик, принадлежавший его бригаде, а именно батальону имени Тельмана. За рулем сидел негр.