Жена башмачника - Адриана Триджиани Страница 35

– Вы капитан? – спросил Чиро.

– Эконом. Меня зовут Массимо Цито. – Моряк улыбнулся. – Я нанимаю команду.

– Вы говорите на итальянском? – воскликнул Чиро, у которого уже звенело в ушах от окружавшей его мешанины звуков. – На моем итальянском!

– А еще на французском, испанском, португальском и английском. И немного на арабском.

– А я только итальянский знаю, – посетовал Чиро. – Ну еще немного латынь, и только потому, что брат настоял, чтобы я ее выучил.

– Зачем ты едешь в Америку?

– Чтобы разбогатеть, – ответил Чиро. – А бывают другие причины?

– Si, si. В Америке очаровательные женщины. Любишь блондинок? Идешь по улице – повсюду сияют волосы, как золото из рога изобилия. Брюнетки? Их там как каштанов, они везде! Рыжие? Как яблоки на деревьях, бери хоть целый бушель! Они работают на фабриках и жуют резинку, выдувая пузыри.

– Пусть занимаются чем угодно, лишь бы со мной заговорили, – рассмеялся Чиро.

Очаровательная молодая женщина в абрикосовом платье и ботинках телячьей кожи цвета перванш прошествовала к каютам первого класса. Чиро и Массимо проводили ее взглядами.

– Надеюсь, это плавание продлится вечность, потому что на борту одни красавицы, – сказал Чиро.

Массимо рассмеялся:

– Короткая выйдет вечность. Мы прибудем через девять дней. Ты путешествуешь один?

– Да, синьор, – ответил Чиро.

– А работа тебе не нужна?

– Смотря какая, – ответил Чиро. – Какую должность вы мне можете предложить?

– Мне нужен еще один человек в кочегарку. Грести уголь.

– И сколько вы платите? – Чиро разглядывал кипевшую внизу суету, небрежно прищурившись, как его учил Игги. Никогда не показывай падроне, что тебе нужна работа.

– Я могу заплатить три американских доллара за девять рабочих дней.

– Три доллара?! – Чиро покачал головой. – Простите. Я не возьмусь.

– Почему же?

– За такую работу я хочу десять, – ответил Чиро. Он с отсутствующим видом разглядывал доки, хотя его сердце пустилось вскачь.

– Это безумие! – Массимо повысил голос на октаву.

Чиро понятия не имел, насколько тяжела работа в чреве корабля, он только знал, что силен и хорошо управляется с лопатой. Если он выкопал могилу в бедной деревушке за две лиры, то, без сомнения, доллар в день – справедливая плата за то, чтобы грести уголь на борту океанского лайнера. Так он логически обосновал свое требование, которого намеревался твердо держаться.

– Десять долларов, синьор Цито, – спокойно ответил Чиро.

– Ты не в себе. Восемь долларов, – парировал Массимо.

Чиро повернулся к нему:

– Думаю, нелегко будет найти здесь кого-то, кто способен кидать в топку уголь. Мы ведь уже отплываем. У вас нет времени на то, чтобы опустошить местную тюрьму или найти на улице парня с амбициями, который захочет ни с того ни с сего отправиться в Америку. Видел я французов. Не думаю, что среди них легко найти силача для такой работы. Они такие же тощие, как багеты, что втридорога продают здесь на пирсе. Да, вы в тупике. Как насчет такого – я соглашаюсь на восемь долларов и получаю назад деньги за билет?

– Ты рассчитываешь на двадцать восемь лир да еще и восемь долларов?

– Уверен, что остальная команда получает стол и кров бесплатно. Включая вас. – В ожидании ответа Чиро перегнулся через перила и принялся разглядывать причал.

Массимо вздохнул:

– В Америке ты не пропадешь, парень.

Массимо Цито распахнул дверь в трюм, и Чиро встретили волны обжигающего жара. Когда добрые сестры из Вильминоре объясняли ему, что такое ад, он представлял открытую яму с огнем. Чрево «Вирджинии» очень напоминало ад. Огромное котельное отделение с потолком из блестящей стали было длиною с весь корабль. Здесь обслуживали угольные печи, которые нагревали воду для парового двигателя. Бункеры с углем, высотой с лайнер, сужались к огромному желобу, ведущему к угольной яме. Оттуда уголь кидали лопатами в топку. Чтобы произвести достаточно пара для трансатлантического перехода, требовалось 570 тонн угля, и его круглосуточно швыряли в топку тридцать человек, разделенных на двенадцатичасовые смены. Чиро стал тридцатым.

Массимо Цито велел бригадиру ввести Чиро в курс дела. Кристи Бене, француз, главный на этом участке, был весь покрыт угольной пылью. Его косматые брови были, казалось, нарисованы чернилами, а белки глаз, по контрасту, сверкали ярко и угрожающе.

– Подойдет, – сказал Бене, осмотрев Чиро. – В насосном отделении есть спецовки. – И он отвернулся к разверстому зеву топки.

Чиро переполняло благоговение перед мощью печи, но еще большее – перед своей фортуной. У него есть первая работа – а ведь в Америку он еще даже не отплыл!

Массимо Цито хорошо заботился о кочегарах. Время от времени они получали остатки со стола первого класса, и Чиро таким образом попробовал свой первый круассан, приготовленную на пару спаржу и вареных креветок.

Рабочие могли помыться в пересменок, на рассвете. Они поднимались на следующий ярус корабля и в помещении, огороженном бамбуковыми экранами, могли воспользоваться щелоковым мылом и одним из пяти шлангов в качестве душа. К концу недели Чиро заметил, что мыло уже не смывает угольную пыль, въевшуюся в кожу. Руки, лицо и уши приобрели бледно-серый оттенок. Он понял, почему его товарищи-угольщики выглядят много старше него, хотя на самом деле все это молодые парни.

Чиро натянул чистый комбинезон в раздевалке, прежде чем вернуться вниз, к яме. Он улучил минуту, чтобы посмотреть на океан. Над Атлантикой вставало солнце, и волны словно покрылись блестящей коралловой патиной. Горизонт был оторочен золотой каймой. Чиро зажег сигарету и медленно, глубоко затянулся. Сегодня был его шестнадцатый день рождения, и он улучил минуту, чтобы отпраздновать его.

– Еще два дня, – сказал Луиджи Латини, работавший с Чиро в яме.

Луиджи был с юга, из провинции Фоджа на Адриатике. Среднего роста, сложением он походил на крепкий квадратный ящик. На первый взгляд лет восемнадцати, он смотрелся рядом с Чиро как старший брат. У Луиджи был аккуратный нос и большие карие глаза, которые придавали ему вид задумчивого кролика.

– Да, почти уже все, Луиджи. – Чиро передал ему сигарету.

– Куда ты направляешься?

– Я должен встретиться с семьей, которая обещала меня принять. Они живут на Манхэттене. А ты?

– В Минго-Джанкшен, это в Огайо. Мои родители сговорили меня. Собираюсь жениться на Альберте Патенца, – ответил Луиджи, возвращая сигарету.

– Ты видел ее?

– Только портрет. Che bella.

– А письма писал?

– О да, много раз, – ответил Луиджи.