Если б мы не любили так нежно - Овидий Горчаков Страница 35

Лермонт попал в Москву как раз тогда, когда из отдельных шквадронов создавался иноземный рейтарско-копейный полк, получивший позднее название Московского рейтарского.

В первое время в рейтарском полку, сколоченном на германский лад, служили одни иноземцы — немцы, голландцы, французы, англичане и прочая нехристь. Среди них довольно многочисленные шкоты были на самом хорошем счету. Позднее Царь разрешил брать в полк вольных людей из числа боярских детей, дворян и даже казаков, татар, чувашей, черемисов…

«Шква-а-ДРОН, НА конь!» — вот первая русская команда в рейтарском полку, которую сразу и на всю жизнь запомнил Джордж Лермонт. На всю его короткую и такую долгую жизнь.

Между кампаниями и экспедициями шквадрон «бельских немчин», влившийся в Московский рейтарский полк, стоял недолго в Туле, а затем постоянно в царствующем граде, собирателе русских земель, столице Михаила Федоровича, венчавшегося на царство в 1613 году. Он перестал титуловаться Великим князем Смоленским, но оставался Божией милостью Великим князем Владимирским, Московским, Новгородским, Тверским, Псковским, Пермским, Вятским, Угорским, Болгарским, Царем Казанским, Астраханским, Сибирским и прочее, и прочее. Очень скоро «шкотский немец» узнал, что был сей монарх хил и слаб телом и душой да вдобавок с придурью. Говорили, что это тем паче прискорбно, что отец его Филарет Романов в то время еще томился… в польском плену.

Сын Шкотии Лермонт еще не полностью сознавал, какая огромная перемена произошла в его жизни, коль скоро теперь он получал не шиллинги со «снопом» — родовым гербом династии Ваза и короля Речи Посполитой Сигизмунда III, а рублевки и полтины Царя Михаила Романова.

Бедные, часто разорявшиеся после присоединения Шотландии к Англии после воцарения Джеймса VI над Англией, знали с малолетства цену деньгам, были они бережливыми, даже скуповатыми. Рейтары удивились, что московский Царь (а так всегда, от Гостомысла и Рюрика, было на Руси) платил своим подданным гораздо меньше, чем иноземцам. В западноевропейских странах, где ценили своих воинов, все было наоборот. А ведь именно военная служба считалась главной и самой почетной у московитов. Так повелось у них уже в XV столетии и ранее того.

Вообще говоря, многое на Москве удивляло, изумляло иноземцев. Иноземцев всегда поражала в русских присущая им мания секретности и бдительности. Так, кажется, никто никогда не знал, какова численность войска. Одни говорили в начале очередной войны, что все войско насчитывает около 100 тысяч. Другие были убеждены, что войско доходит до миллиона!

Дуглас вычитал из книжки англичанина Флетчера, что конное войско, куда входят рейтары, получающие постоянное жалованье от Разрядного приказа, доходит не более чем до 80 тысяч. В конную гвардию, хотя термином этим московиты еще не пользовались, входят вслед за рейтарами царские телохранители примерно из 15 тысяч дворян и детей боярских. Остальные в мирное время стоят на засечной черте вдоль границ с Польшей и крымчаками.

Дуглас, познакомившись вплотную с московской кавалерией, собрал офицеров рейтарского шквадрона и объявил им:

— Вне всякого сомнения, мы в этой Московии самые лучшие кавалеристы. С нами могут состязаться лишь черкасы и черкесы — в них я еще не совсем разобрался, но с первого взгляда увидел, что они мастера своего дела. Немного отстают чуваши, черемисы, татары, мордва — вообще тут в Москве целый Вавилон! Азиаты — прекрасные наездники, но у них короткие стремена, а это значит, что татарин или чуваш поджимает ноги, и я в полном боевом облачении на коне выбью любого из них пикой.

Чтобы действовать как можно более слаженно со всеми этими конниками, а также со стрелецкой пехотой, нам необходимо досконально изучить их выучку, науку и строй, но тут уже возникло большое затруднение: эти русские, похоже, всех нас считают соглядатаями, шпионами. Это сильно вредит нашему общему делу. Однако не забудем, что мы этим московитам обязаны не чем-нибудь, а жизнью. Запомните на всю жизнь, зарубите на носу имена наших ангелов-хранителей. Человек, не умеющий быть благодарным, дерьмо собачье, а не человек. Мне стыдно за тех среди нас, кто жалуется сейчас, в Москве, на клопов, тараканов и вшей. В моих глазах черная неблагодарность хуже проказы!

Переведя дыхание, Дуглас продолжал:

— Не скрою от вас, боевых своих друзей, что мы будем с вами меньше получать денег, чем не только, скажем, во Франции, Испании или германских княжествах и герцогствах. Даже в Польше. Московия — страна молодая и недавно была на грани полнейшей катастрофы, поскольку в ней передрались все сословия и до сих пор держится в ней, увы, все не на согласии, а на брутальной силе. Однако Московия, на мой взгляд, непобедима, ибо может выставить больше пеших ратников, чем любой ее враг. Так что у нас имеется шанс отслужить свой двухлетний срок и вернуться в нашу Шотландию. Здешняя самодержавная власть может послать в пехоту не только, как у нас, каждого десятого или пятого, а даже третьего. Не только бояр и дворян, но и посадских людей и холопов как помещиков, так и духовенства. Россия — это один из двух левиафанов нашего мира. Их два: Россия и Китай. Поверьте мне, господа, что судьба сделала за нас правильный выбор: нам предстоит сразиться с Сигизмундом, королем Польши, который так подвел нас в фортеции Белой. Нравится ли нам это или нет, Польша никогда не одолеет русского Левиафана. Троица, сохранившая нам жизнь, Шеин, Черкасский и Бутурлин, поставила на верную карту. Мы победим с Москвой всех ее врагов…

Дуглас впервые держал такую долгую речь. Вел он ее уверенно, спокойно, деловито. А ведь речь шла о жизни и смерти обеих рот — шотландской и ирландской.

— В ближайшие дни мы должны на полигоне под Москвой опробовать все полученные нами карабины, пистоли, пищали, мушкеты, дабы подобрать только которые не подведут нас в бою. Коней отберут только самые опытные наши наездники. Я намерен добиться, чтобы московиты выделили нам собственный артиллерийский наряд легких пушек. Обоз они уже обещали нам вместе со всем необходимым для немедленного выступления в поход; провиант: хлеб, сухари, бисквиты, толокно, мука, пшено, гречка и, конечно, любимый нами, шкотами, овес. — Кто-то даже зааплодировал… — И, разумеется, сушеное мясо, ветчина, соль для всех и перец и другие специи для господ офицеров, а для остальных — лук и чеснок. Запомните, господа офицеры, на войне нет мелочей. Проверьте все секиры, топоры, зажигалки, камень, огниво и трут, котел, котелок, медный горшок, палатки, войлоки в обозе. Пусть все пометят каждый предмет своими метками. Прислугу предлагаю вооружить луками, стрелами, колчанами, как Роб Роев или Робин Гудов. Русские, как мы убедились, увы, в крепости Белой, — превосходные лучники! Проследите, чтобы кони были полностью обеспечены овсом.

Дуглас превзошел самого себя. Никогда еще он не показал себя таким знающим начальником. А он еще не кончил.

— Очень важно всех познакомить с формой красных и зеленых стрельцов, чтобы не стреляли по своим.

— А жалованье у нас какое будет? — вдруг взорвался начальник роты ирландцев. — Это мы им должны, этим варварам, это должны их королю, а они нам? Тысяча чертей, что и сколько должны?! Какое жалованье, наконец, у нас будет?!