Сталин против Троцкого - Алексей Щербаков Страница 35

Авторы второй революции протестуют, считая, что первые таким отношением к делу пролетариата „изменяют Интернационалу“.

Не в бровь, а в глаз!

За и против „займа свободы“, направленного против свободы.

– Кто прав? – решайте, товарищи рабочие».

(«Правда» № 29, 11 апреля 1917 г.)

«Выход – путь давления на Временное правительство с требованием изъявления им своего согласия немедленно открыть мирные переговоры.

Рабочие, солдаты и крестьяне должны устраивать митинги и демонстрации, они должны потребовать от Временного правительства, чтобы оно открыто и во всеуслышание выступило с попыткой склонить все воюющие державы немедленно приступить к мирным переговорам на началах признания права наций на самоопределение.

Только в таком случае лозунг „долой войну!“ не рискует превратиться в бессодержательный, в ничего не говорящий пацифизм, только в этом случае может он вылиться в мощную политическую кампанию, срывающую маску с империалистов и выявляющую действительную подоплеку нынешней войны».

(«О войне», «Правда» № 10, 16 марта 1917 г.)

«Мы обращаемся поэтому к крестьянам, ко всей крестьянской бедноте всей России – взять свое дело в свои собственные руки и двинуть его вперед.

Мы призываем их организоваться в революционные крестьянские Комитеты (волостные, уездные и проч.) и, забрав через них помещичьи земли, самовольно обрабатывать их организованным порядком.

Мы призываем сделать это немедля, не дожидаясь Учредительного собрания и не обращая внимания на реакционные министерские запрещения, ставящие палки в колеса революции.

Разве рабочие, вводя 8-часовой рабочий день, не „откололи“ от революции фабрикантов и иже с ними? Кто решится утверждать, что революция проиграла, облегчив положение рабочих, сократив рабочий день?

Самовольная обработка помещичьих земель и захват их крестьянами – нет сомнения – „отколют“ от революции помещиков и иже с ними. Но кто решится сказать, что, сплачивая вокруг революции многомиллионную крестьянскую бедноту, мы ослабляем силы революции?

Люди, желающие влиять на ход революции, должны раз навсегда уяснить себе:

1) что основными силами нашей революции являются рабочие и крестьянская беднота, переодетая ввиду войны в солдатские шинели;

2) что по мере углубления и расширения революции от нее неминуемо будут „откалываться“ так называемые „прогрессивные элементы“, прогрессивные на словах, реакционные на деле.

Было бы реакционной утопией задерживать этот благодетельный процесс очищения революции от ненужных „элементов“.

Политика выжидания и откладывания до Учредительного собрания, политика „временного“ отказа от конфискации, рекомендуемая народниками, трудовиками и меньшевиками, политика лавирования между классами (как бы кого не обидеть!) и постыдного топтания на месте – не есть политика революционного пролетариата. Победоносное шествие русской революции отметет ее, как излишний хлам, угодный и выгодный лишь врагам революции».

(«Землю – крестьянам», «Правда» № 32, 14 апреля 1917 г.)

«Таким образом, длинные речи министров свелись к нескольким коротким положениям: страна переживает тяжелый кризис, причины кризиса – революционное движение, выход из кризиса – обуздание революции и продолжение войны.

Выходило так, что для спасения страны необходимо: 1) обуздать солдат (Гучков), 2) обуздать крестьян (Шингарев [22]), 3) обуздать революционных рабочих (все министры), срывающих маску с Временного правительства. Поддержите нас в этом трудном деле, помогайте вести наступательную войну (Милюков), – и тогда все будет хорошо. Иначе – уйдем.

Так говорили министры.

Крайне характерно, что эти архиимпериалистические и контрреволюционные речи министров не встретили отпора со стороны представителя большинства Исполнительного комитета, Церетели. Напуганный резкой постановкой вопроса со стороны министров, потеряв голову перед перспективой ухода министров, Церетели в своей речи стал упрашивать их пойти на возможную еще уступку, издав „разъяснение“ ноты в желательном духе, хотя бы для „внутреннего употребления“. „Демократия, – говорил он, – всей энергией будет поддерживать Временное правительство“, если оно пойдет на такую в сущности словесную уступку.

Желание замазать конфликт между Временным правительством и Исполнительным комитетом, готовность идти на уступки, лишь бы отстоять соглашение, – такова красная нить речей Церетели.

В совершенно противоположном духе говорил Каменев. Если страна стоит на краю гибели, если она переживает хозяйственный, продовольственный и пр. кризисы, то выход из положения не в продолжении войны, которое только обостряет кризис и способно пожрать плоды революции, а в скорейшей ее ликвидации. Существующее Временное правительство по всем видимостям не способно взять на себя дело ликвидации войны, ибо оно стремится к „войне до конца“. Поэтому выход – в переходе власти в руки другого класса, способного вывести страну из тупика.

После речи Каменева с мест министров раздались возгласы: „В таком случае возьмите власть“».

(«О совещании в Мариинском дворце» [23], «Правда» № 40, 25 апреля 1917 г.)

Сталин полностью забрал в свои руки газету. Он даже отказался помещать «Письма из далека» Ленина. Это были и в самом письма, написанные из эмиграции до возвращения Ильича (он приехал 3 апреля). Точнее – первое письмо было напечатано. Остальные – нет, под предлогом, что Ленин не знает реальной ситуации. И это было верно. Ленин сложившуюся в России ситуацию не понимал. Он выступал за всяческое форсирование событий. Его позиция заключалась в лозунге «Вся власть Советам!». Сталин был против, потому что не время. В самом деле, советы были пока что «чужими», в них заправляли сторонники компромисса с Временным правительством. Если бы даже взяли Советы власть? Они бы себя так же дискредитировали.

Тут я снова отвлекусь. «Письма из далека» – очень любопытный документ, демонстрирующий, что большевики-эмигранты подразумевали под понятием «взять власть». Они имели в виду совсем не собственную диктатуру. Наоборот. Они мыслили так: большевики станут идейно руководить, а пролетарские массы остальное как-то сделают сами. Очень удобно. И ведь после Октябрьского переворота так сделать и пытались. Не вышло, понятное дело.

Впрочем, после приезда Ленина и публикации «Апрельских тезисов» Сталин встал на позицию Ильича. Правда, не сразу.