Собор Святой Марии - Ильдефонсо Фальконес Страница 35

Баронесса посмотрела на него горящими глазами и вышла из комнаты.

Несмотря на неприязнь Изабель и ее пасынков, Бернат быстро доказал свое умение обращаться с животными. Он умел ухаживать за ними, кормить их, чистить им копыта и лечить, когда была необходимость. Единственное, в чем можно было упрекнуть Берната, так это в том, что ему не хватало опыта придавать им особый лоск.

— Господа требуют, чтобы лошади блестели, — пояснил он однажды Арнау по дороге домой, — чтобы не было ни пылинки. Надо тереть и тереть, иначе не вычистишь песок, который забивается в кожу, а потом несколько раз пройтись щеткой, пока они не заблестят.

— А гривы и хвосты?

— Подрезать и заплетать их, а уже затем надевать на лошадей сбрую.

Арнау было запрещено подходить к животным. Он восхищался ими, видел, как лошади отвечали на ласки отца, и, когда в конюшне никого не было, Бернат, пользуясь случаем, разрешал сыну погладить их. Пару раз Бернат даже сажал его на одну из лошадей, но без седла, когда та была в стойле. Обязанности, которые вменили Бернату, не позволяли ему покидать место хранения упряжи. Там он чистил сбрую: натирал ее жиром и тер лоскутом до тех пор, пока она не впитывала жир и не начинала блестеть. Бернат старательно следил за состоянием вожжей и стремян и вычищал щеткой попоны и прочие украшения, чтобы не было ни одной ворсинки. Эту работу он выполнял пальцами, пользуясь ногтями как пинцетом, чтобы удалять тонкие волоски, которые впивались в ткань и прятались в ней. Позже, когда у него оставалось время, он принимался тереть карету, приобретенную Грау.

Несколько месяцев спустя даже Хесус вынужден был признать мастерство крестьянина. Когда Бернат входил в любое из стойл, лошади ничуть не пугались и в большинстве случаев подходили к нему. Он прикасался к животным, гладил их и шептал что-то на ухо, чтобы успокоить. Когда входил Томас, они опускали уши и, если стремянный кричал на них, забивались к дальней стенке. Что происходит с этим человеком? До сих пор он был примерным стремянным, думал Хесус каждый раз, когда слышал громкий крик Томаса.

Каждое утро, когда отец и сын уходили на работу, Жоанет из кожи лез, чтобы помочь Марионе, жене Пэрэ. Мальчик убирал, наводил порядок в комнате и ходил с ней за покупками. Потом, когда она принималась готовить еду, Жоанет отправлялся на берег моря в поисках Пэрэ. Всю свою жизнь старик посвятил рыбалке, и теперь, помимо случайной помощи, которую он получал от общины, мог заработать несколько грошей на починку снастей. Жоанет, сопровождая рыбака, внимательно слушал его рассказы и бегал, выполняя мелкие поручения, когда Пэрэ что-нибудь было нужно.

Когда же появлялась свободная минутка, малыш старался повидаться с матерью.

— Этим утром, — сказал он ей однажды, — Бернат пошел платить Пэрэ за комнатку, но старик вернул ему часть денег. Он сказал, что малыш. Малыш — это я, ты знаешь, мама? Меня называют малышом. Да, так вот он сказал ему, что малыш помогал ему по дому и на берегу, поэтому он не должен платить за меня.

Пленница слушала, держа руку на голове ребенка. Как все изменилось! С тех пор как ее сын стал жить с Эстаньолами, он уже не сидел, всхлипывая в ожидании ее молчаливых ласк и какого-нибудь нежного слова. Теперь он разговаривал с ней, оживленно рассказывая что-нибудь интересное, и даже смеялся!

— Бернат обнял меня, — продолжал Жоанет, — а Арнау поздравил.

Рука напряглась на голове ребенка.

А Жоанет все говорил и говорил. Об Арнау и Бернате, Марионе и Пэрэ, о береге моря и рыбаках, о снастях, которые они чинили со стариком. Увлеченный рассказом, он даже не заметил, что женщина уже не слушала его. Она была довольна тем, что ее сын наконец-то знает, что такое объятие, что ее малыш счастлив.

— Беги, сынок, — перебила его мать, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Тебя, наверное, уже ждут.

Изнутри своей тюрьмы Жоана слышала, как малыш спрыгнул с ящика, и представила себе, как он перелез через глинобитную ограду, которая, казалось, служила для того, чтобы он скрылся из ее воспоминаний.

Что чувствовала эта женщина? Проведя годы в четырех стенах, Жоана изучила каждый закоулочек, по которому сотни раз прошлись ее пальцы. Она боролась с одиночеством и сумасшествием, глядя на небо через малюсенькое окошко, которое ей пожаловал король, великодушный монарх! Она переборола лихорадку, страшную болезнь, и все это ради своего малыша, чтобы иметь возможность погладить сына по голове, подбодрить его, дать ему почувствовать, что, несмотря на все лишения, он не одинок в этом мире.

Да, теперь ее мальчик не одинок. О нем заботился Бернат, он его обнимал! Ей казалось, что она знает этого доброго человека. Она грезила им, пока текло время. «Береги его, Бернат», — шептала она ему.

Теперь Жоанет был счастлив, смеялся, бегал и…

Жоана опустилась на пол и осталась сидеть в полной неподвижности. В этот день она не притронулась ни к хлебу, ни к воде: ее тело не нуждалось в еде.

Жоанет вернулся на следующий день, еще через день, еще, и она слушала, как он смеялся и рассказывал о сказочном мире.

Из окна доносился приглушенный голос, который отрывисто произносил: «Да», «Нет», «Смотри», «Беги», «Спеши жить».

— Беги наслаждаться этой жизнью, которой по моей вине у тебя не было, — добавила шепотом женщина, когда ребенок спрыгнул с ограды.

Хлеб скапливался внутри тюрьмы Жоаны.

— Ты знаешь, что случилось, мама? — Жоанет придвинул ящик к стене и сел на него; ноги все еще не доставали до земли. — Нет? Хочешь об этом узнать? — Усевшись, он согнулся и прислонился спиной к стене там, где рука матери привычно должна была искать его голову. — Я тебе расскажу. Это очень забавно. Получилось так, что вчера одна из лошадей Грау…

Но рука так и не появилась.

— Мама? Слушай. Я говорю тебе, это забавно. Речь идет об одной из лошадей…

Жоанет повернулся в сторону окна.

— Мама?

Он подождал.

— Мама?

Мальчик напряг слух, стараясь не обращать внимания на грохот от ударов котельщиков, разносившийся по всему кварталу И снова ничего.

— Мама! — крикнул он.

Жоанет стал на колени. Что он мог сделать? Она всегда запрещала ему приближаться к окну.

— Мама! — вновь крикнул он, поднимаясь к проему.

Она всегда говорила, чтобы он не смотрел, чтобы никогда не пытался увидеть ее. Но она не отвечала.

Жоанет заглянул в окно. Внутри было слишком темно. Он забрался на проем и перебросил ногу. Не пролез. Тогда он попытался залезть боком.

— Мама? — снова позвал мальчик.

Зацепившись за верхнюю часть окна, малыш поставил обе ноги на подоконник и спрыгнул внутрь.

— Мама? — прошептал он, когда его глаза привыкли к темноте.

Он подождал, пока смог различить яму, из которой исходило непереносимое зловоние, а с другой стороны, слева от него, возле стены, на тюфяке из соломы он увидел тело, свернувшееся калачиком.