Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу Страница 35

Он чуть отпил его через соломинку. Затем она принесла таз с водой и полотенце. Сняла простыню с его тела, от которого остались только кожа да кости, убрала грязную пеленку и стала мыть его, осторожно касаясь тела, тихо разговаривая с мужем. Где бы она ни находилась в комнате, его глаза, полные любви, следовали за ней.

— Старики не должны жениться на молодых девушках, — прошептал он.

— Я не согласна. Если молоденькие девушки выходят замуж за молодых людей, они никогда не взрослеют и ничему не учатся, кроме банальных вещей, потому что оба они зеленые. — Она убрала таз. — Вот! Теперь хорошо?

— Да, — соврал он, потом вдруг тело его задергалось, зубы стиснулись. — О Юпитер, Юпитер! Какая боль! Мой сироп, где мой сироп?

Она дала ему маковый сироп и снова села, глядя, как он засыпает, до тех пор пока не пришел Адмет сменить ее.

Меценату легко было выполнить поручение Октавиана, потому что Секст Помпей обиделся на Марка Антония за то, как он отреагировал на полученное предложение. «Пират», ну и ну! Хочет согласиться на ненадежный тайный союз, чтобы подразнить Октавиана, но не хочет объявлять о союзе! Секст Помпей не считал себя пиратом, ни в коем случае! Однажды осознав, что любит море и хочет командовать тремя-четырьмя сотнями военных кораблей, он видел себя Цезарем на море, неспособным проиграть сражение. Да, непобедимый на море и грозный претендент на титул Первого человека в Риме. В этом отношении он боялся и Антония, и Октавиана, еще более грозных соперников. Ему нужен был союз с одним из них против другого, чтобы уменьшить число соперников с трех до двух. В действительности он ни разу не видел Антония, его даже не было в толпе у дверей сената, когда Антоний произносил громовую речь против республиканцев в качестве ручного плебейского трибуна Цезаря. У шестнадцатилетнего юноши было чем заняться помимо этого, а политикой Секст не увлекался ни тогда, ни сейчас. Но вот Октавиана он встретил однажды в небольшом порту на «подъеме» италийского «сапога» и разглядел опасного противника под маской симпатичного юноши двадцати лет против его двадцати пяти. Первое, что поразило его в Октавиане, — он увидел настоящего изгоя, который никогда не поставит себя в такое положение, когда его могут объявить вне закона. Они обсудили кое-какие вопросы, затем Октавиан возобновил свой поход в Брундизий, а Секст уплыл. С тех пор система соподчинений изменилась. Брут и Кассий были разбиты и мертвы, мир принадлежал триумвирам.

Секст не мог поверить в близорукость Антония, который решил сосредоточиться на Востоке. Любой мало-мальски соображающий человек понимает, что Восток — это ловушка, золотая наживка на ужасном, зазубренном крючке. Власть над миром будет у того, кто контролирует Запад и Италию, а это Октавиан. Конечно, здесь требуется делать самую тяжелую работу, совершенно непопулярную, поэтому Лепид удрал в Африку с шестью легионами Луция Антония и стал ждать развития событий, попутно набирая войско. Еще один дурак. Да, больше всех бояться надо Октавиана, потому что он не уклоняется от трудной работы.

Если бы Антоний согласился заключить союз, он облегчил бы Сексту задачу стать Первым человеком в Риме. Но нет, он отказался объединяться с пиратом!

— Значит, пусть все остается как есть, — сказал Секст Либону. Синие глаза его словно застыли. — Просто понадобится больше времени, чтобы одолеть Октавиана.

— Дорогой мой Секст, ты никогда не одолеешь Октавиана, — сказал Меценат, появившись в Агригенте несколько дней спустя. — У него нет слабостей, на которых ты мог бы сыграть.

— Чушь! — огрызнулся Секст. — Начать с того, что у него нет кораблей и нет адмиралов, достойных этой должности. Вообрази, посылать такого изнеженного грека-вольноотпущенника, как Гелен, чтобы отобрать у меня Сардинию! Кстати, этот человек у меня здесь. Он цел и невредим. Корабли и адмиралы — это уже две слабости. У него нет денег — это третья слабость. Повсюду враги — это четвертая слабость. Мне продолжать?

— Это не слабости, это просто нехватка, — ответил Меценат, запихивая в рот креветки. — О, они великолепны! Почему они намного вкуснее тех, что я ем в Риме?

— Больше ила в воде, более питательная среда.

— Ты много знаешь о море.

— Достаточно знать, что Октавиан не сумеет победить меня на море, даже если найдет несколько кораблей. Организация морского боя — искусство само по себе, а я лучший в этой области во всей истории Рима. Мой брат Гней был превосходен, но до меня ему далеко.

Секст самодовольно откинулся в кресле.

«Что происходит с нынешним поколением молодых людей? — с удивлением спросил себя Меценат. — В школе нас учили, что никогда больше не будет другого Сципиона Африканского и другого Сципиона Эмилиана, но их разделяли поколения, и каждый из них был уникален в свое время. Сегодня все не так. Молодым людям выпал шанс показать, на что они способны, потому что столько сорокалетних и пятидесятилетних умерли или уехали в постоянную ссылку. Этому субъекту нет и тридцати».

Вдоволь налюбовавшись собой, Секст вернулся к действительности.

— Должен сказать, Меценат, я разочарован, что твой хозяин не приехал лично со мной встретиться. Слишком важный, да?

— Нет, уверяю тебя, — ответил Меценат самым елейным голосом, на какой был способен. — Он передает тебе самые искренние извинения, но кое-какие события в Дальней Галлии потребовали его присутствия там.

— Да, я узнал об этом, наверное, даже раньше его. Дальняя Галлия! Какой рог изобилия богатств будет принадлежать ему! Лучшие легионы ветеранов, зерно, ветчина и солонина, сахарная свекла… Не говоря уже о сухопутном маршруте в обе Испании, хотя Италийской Галлии он еще не получил. Без сомнения, он получит ее, когда Поллион решит надеть свои консульские регалии, хотя слух идет, что это случится не сейчас. Еще говорят, что Поллион ведет семь легионов по Адриатическому побережью, чтобы помочь Антонию, когда он высадится в Брундизии.

Меценат удивился.

— Разве Антонию нужна военная помощь, чтобы высадиться в Италии? Как старший триумвир, он свободно может передвигаться повсюду.

— Но не в Брундизии. Почему жители Брундизия так ненавидят Антония? Они готовы плюнуть на его прах.

— Он очень жестоко обошелся с ними, когда бог Юлий оставил его там, чтобы переправить остальные легионы через Адриатику за год до Фарсала, — объяснил Меценат, не обращая внимания на то, как потемнело лицо Секста при упоминании о битве, в которой его отец потерпел поражение, изменившее мир. — Антоний бывает безрассудным, а когда бог Юлий дышал ему в спину, это проявлялось особенно сильно. Кроме того, военная дисциплина у него была ослаблена. Он дал легионерам волю насиловать и грабить. Затем, когда бог Юлий сделал его начальником конницы, он выместил на Брундизии свое раздражение Брундизием.

— Тогда понятно, — усмехнулся Секст. — Однако, когда триумвир берет с собой всю свою армию, это несколько похоже на вторжение.

— Демонстрация силы, знак императору Цезарю…