Между нами - Мишель Франсуа Платини Страница 35

Когда срабатывает адская медиамашина, а вам уже 40 и вы все это время были общественным деятелем ― ничего не помогает. Вы похожи на кролика, который попал в свет фар автомобиля, ― вы в ступоре. Вы больше не знаете, что делать, не знаете, что сказать. Все слова бесполезны, так как вас просто перестают слышать. Это как слишком долго кричать в пустыне! Хуже того, то немногое, что ты можешь сказать, всегда используется против тебя. Проблема в том, что я-то знаю ― мне не в чем себя упрекнуть, я не чувствую себя обязанным оправдываться ни в чем.

Для меня это настоящее испытание ― говорить о деньгах. И я делаю над собой усилие, чтобы поделиться этим с вами на страницах моей книги. Мне это не близко. В детстве в Жёф мы никогда не говорили об этом. Это не было запретной темой, но у нас всего хватало, поэтому деньги никогда не были во главе угла. Меня не интересуют деньги, потому что у меня всегда была возможность их зарабатывать. Может, из-за этого я никогда не зацикливался на них.

Не люблю большие выставки. Показуху. Все города, за которые я играл, ― старые рабочие города, где лучше, чем где бы то ни было, знают цену тяжелой работы и деньгам. Так что да, я испытываю неудобство. Как и всем, мне приятно зарабатывать, но я никогда не бегал за деньгами, как в прямом, так и в переносном смысле.

Январь 1978 года. Я играю за «Нанси», и мой контракт должен быть перезаключен на следующий год. Самые большие клубы хотят нанять меня ― «Олимпик Марсель», «Валенсия», «Барса», «Бавария» и миланский «Интер». Это последний клуб в моем рейтинге, потому что я всегда хотел развивать навыки на земле моих предков. Ломбардский клуб предлагает трехлетний контракт с июня 1979 года и кругленькую сумму в качестве бонуса. В то время границы Италии по-прежнему закрыты для игроков-иностранцев, но итальянские лидеры рассчитывают на открытие летом 1979-го. Уведомив Клода Куни, президента «Нанси», я подписываю предварительный контракт. Босс «Нанси» в бешенстве. Он снижает мою зарплату до 6500 франков ― положенного для футболиста минимума. Это не мешает мне выложиться по максимуму и завоевать для клуба первый трофей, забив победный гол в финале Кубка Франции-78 против «Ниццы» (1:0). Наконец, по иронии судьбы я так и не попаду в «Интер», потому что, в конце концов, иностранные футболисты не будут допущены до 1980 года.

Ах, этот Клод Куни! Святой человек. Почти что Ги Ру, опередивший время. Первопроходец. Мечтатель. Начав в 70-х годах, он создал один из первых учебных центров со знаменитой «футбольной консерваторией».

Для реализации проекта он купил несколько гектаров земли на высотах Нанси, на опушке леса Хэй, бывшей военной базы, когда-то занимаемой американцами. Он хочет построить несколько площадок для обучения футболистов. Проблема в том, что земля там неровная и ее нужно ровнять и укатывать. Титанический труд, требующий колоссальной рабочей силы. Но Клод Куни, который был чрезвычайно находчив, вручает нам грабли и лопаты, чтобы мы помогали горстке рабочих. Итак, вот мы, футболисты-подмастерья, ворочали камни. Но ничего бы не получилось без нашего юмора и дружбы. Выигрывая матч, мы имитируем звук копилки, как только президент заходит в раздевалку, чтобы предложить нам гренадин «Диаболо» и несколько партий в боулинг.

Я никогда не буду грести деньги лопатой, и это, конечно, одна из причин, по которой я никогда не следил за своими финансовыми делами. Я чувствую себя больше артистом, чем бухгалтером! Кроме того, я сдал пустой лист на том самом экзамене, когда получал свой профессиональный диплом. Это утомляет меня. Я доверяю своему финансисту все мои личные счета.

С другой стороны, я всегда оставался бдительным в отношении использования средств в организациях, которыми руководил, потому что это не мои деньги. С момента моего появления в УЕФА я попросил отменить служебные машины с водителем и снизить расходы на командировки, когда узнал, что административный персонал летал бизнес-классом, а президенты ассоциаций сидели в экономе. Я тогда опирался на большой опыт Мариоса Лефкаритиса, председателя финансового комитета Европейской конфедерации.

Я не хочу походить на святого или рыцаря в сияющих доспехах. Я не он. Будучи игроком, я мог немного жульничать, как на штрафных, или иногда, чтобы оказаться в идеальной позиции, я мог немного, на пару сантиметров, сдвинуть мяч, пока судья не смотрит, как, например, удар на Евро-84 против Югославии. Швейцарский рефери Андре Дайна расставляет стенку, а я пользуюсь возможностью подтолкнуть мяч, слегка пнув его влево, на мою любимую позицию. Сафет Сушич, необыкновенный игрок Югославии, протестует:

– Эй, Мишель! Ты смеешься или как?! Остановись!

Я так громко думаю про себя: «Эй, чувак, я дома и кладу мяч туда, куда хочу», ― что весь стадион «Жоффруа Гишар» слышит это. И хоп. Ударяю без разбега. Гол. Немного порока на итальянской земле, где игроки соревнуются в изобретательности, чтобы окунуть вас в муку, но всегда с улыбкой. С другой стороны, вне поля о хитростях не идет и речи.

Случай с подкупом «Сент-Этьена» ^[73] особенно сильно повлиял на меня, я остыл и поклялся, что меня больше ни в чем не обвинят. Как наивно. Старая история, которую с удовольствием раскопали некоторые СМИ, когда писали о платеже в 2 миллиона евро. Я знаю, что меня караулят за углом. Я легко могу понять, когда люди не согласны друг с другом, хотя сам, как и многие эмоциональные люди, хочу, чтобы меня любили и со мной соглашались. У меня есть броня. Мой характер. Мои дни. Я могу быть шелковым, а могу немного сварливым ― я же настоящий Близнец, которому тоже нужны моменты одиночества. Мой изворотливый юмор умеет сбивать людей с толку. Как и на поле, я кусаюсь, но никогда не злюсь. Как правильно написал журналист Жан-Филипп Леклер, я унаследовал «баттута» ― слегка скрипучий итальянский юмор, при этом всегда снисходительный. Мне всегда нравилось немножко цеплять, иронизировать, я люблю шутки с двойным дном, смотреть на вещи под другим углом. Сколько себя помню.

27 июня 1984 года. Вся Франция затаила дыхание. Впервые в истории страна оказывается в финале международного конкурса. Большое давление. В раздевалках на «Парк де Пренс» никто даже не шепчется. Мертвая тишина. С маниакальной осторожностью мой приятель Ален Жирес закручивает шпильки своих бутс, настолько хорошо отполированных, что я могу видеть в них свое отражение. А я вынимаю из сумки бутсы, принесшие мне счастье в полуфинале в Марселе против Португалии четыре днями ранее. На них осталась грязь. Немного полироли делает свое дело. Тренер Мишель Идальго, любящий во время предматчевых переговоров надавить на чувство ответственности, рисует на доске гору, затем выводит высказывание Конфуция: «Взобравшись на вершину горы, мы должны продолжить подниматься». Пользуясь тем, что он вышел в туалет, я дописываю снизу: «Подпись: Иисус Христос». Мои парни хохочут. И тут мы все расслабляемся. Шутить ― да. Унижать ― никогда.