Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории - Александр Гапоненко Страница 35

Все эти постройки окружал крепкий дубовый частокол, укрепленный по четырем углам башнями. Входные ворота находились внутри пятой, самой высокой и мощной башни. За такими оборонительными сооружениями полсотни вооруженных защитники могли свободно сдерживать осаду нескольких сотен человек в течение месяца, а то и двух.

При подъезде к поместью Бороздны Михаил увидел, что наверху башни с воротами стоит часовой с пищалью в руке, еще один часовой выглядывал через маленькое окошечко в самих воротах.

Над воротами, ведущими в усадьбу, висел, сильно побитый непогодой, вырезанный из дерева и раскрашенный герб Бороздны. Он представлял собой разделенный на четыре части щит, увенчанный рыцарским шлемом с короной и густым плюмажем наверху. На щите были изображены: на белом поле пламенеющее желтое солнце; на синем – желтый полумесяц с шестиугольной желтой звездой; на зеленом – натянутый белый лук со стрелой; на красном – две желтые восьмиугольные звезды.

Солнце в геральдике означало принадлежность владельца к польскому королевству, месяц – к литовскому, лук со стрелой – воинскую доблесть, а восьмиугольные звезды – принадлежность к немецкому рыцарскому ордену.

Опричник Михаил Черный таких геральдических тонкостей не знал, но герб боярина ему интуитивно не понравился – он был чужим для русского человека. Гербы в то время были только у московских самодержцев. Опричник видел в доме у Паисия герб Смоленска, когда он был еще литовским, и он ему тоже не понравился.

– Надо будет с Дмитрием Ивановичем посоветоваться по поводу гербов, – подумал Черный. – Стоит ли разрешать их использовать князьям, боярам и прочим служилым людям? Если государство одно, то у него и символ один должен быть. Пусть это будет, например, двуглавый орел, у которого на груди щит с изображением государя на коне, поражающего копьем змея или единорог, который изображается на Большой государевой печати.

Михаилу больше нравился единорог – символ духовной чистоты и строгости. Он даже запомнил описание единорога в одной из книг: «Зверь, подобен есть коню, страшен и непобедим, промеж ушию имать рог велик, тело его медяно, в роге имать всю силу. И внегда гоним, возбегнет на высоту и ввержет себя долу, без накости пребывает. Подружия себе не имать, живёт 532 лета. И егда скидает свой рог вскрай моря, и от него возрастает червь; а от того бывает зверь единорог. А старый зверь без рога бывает не силён, сиротеет и умирает».

Однако размышлять о природе единорогов времени особо не было – отряд подъезжал к надвратной башне. Опричник прокричал стоявшему на ней часовому, что отряд приехал по приказанию смоленского наместника и им нужен боярин Яков Михайлович Бороздны. В знак подтверждения своих полномочий, Черный вытащил из висевшей у него на плече сумки подписанную Хворостининых грамоту и потряс ею над головой.

Стражник наверху, видимо старший дежурного наряда, на удивление, не стал у него ничего расспрашивать, а спустился вниз и помог своему товарищу отворить тяжелые ворота. Отряд стрельцов въехал во двор. Грамоту стражник читать тоже не стал.

– Нету бояр. Вчера в полдень еще уехали. Побросали вещи в сани, да и уехали, – сообщил он Михаилу.

– А на кого поместье оставили? – спросил разозлившийся провалом операции по поимке государственных изменников опричник.

– В хоромах найдете начальника над дворными людьми. Его Григорий Прусс кличут, – ответил лениво охранник и стал закрывать вместе со своим товарищем ворота за приехавшими.

В хоромах, в боярской светлице Черного встретил юноша лет двадцати с небольшим, с рубленными чертами лица, густой шевелюрой белёсого цвета и гладко выбритым лицом. Одет он был в кафтан непонятного покроя, подпоясанный широким кожаным поясом, на котором слева висел легкий прямой меч, а справа кривая сабля. В бою эта пара холодного оружия была крайне опасна, поскольку позволяла их владельцу одновременно и колоть, и рубить.

Григорий подтвердил, что вчера утром из Смоленска приехал Яков Матвеевич, собрал всю свою родню в светлице и о чем-то с ней долго говорил. Потом бояре собрали все ценные вещи, включая иконы, и в обед уехали в сторону границы с Литвой. Ключник уехал вместе с ними, а его оставили приглядывать за порядком в вотчине.

– А что, часто ездил боярин в Польшу в последнее время? – стал расспрашивать старшего среди дворных людей Михаил.

– Ездил, как и обычно. Там у него имение под Могилевом есть – присматривал за ним. Потом, ездил своих лошадей продавать в Варшаву. Говорил, что у него там постоянные покупатели среди придворных вельмож были.

– А с кем Яков Матвеевич в Польше дружил? – спросил опричник.

– С кем-то из младшей ветви князей Шуйских, которые там живут, – напрягся, вспоминая дворный человек. – Одного из них Яном звали, а как других не знаю.

Григорий хорошо говорил по-русски, но с каким-то акцентом, и иногда вставлял в речь непонятные Михаилу слова.

– Да ты сам-то родом откуда, Григорий? – спросил дворного человека Черный.

– Я родом из Самбии – есть такой маленький полуостров на берегу Балтийского моря. По-вашему, русскому, зовусь пруссом. Мое настоящее имя Гедуне, но здесь все кличут меня Григорием. Я сын вождя племени самбов. Самбы триста лет боролись с иноземными захватчиками, которые хотели их поработить, а исконные земли забрать.

Год тому назад, когда мы с воинами из других прусских племен отражали очередной набег поляков, на наше поселение предательски напали с тыла немецкие крестоносцы. Они убили всех наших женщин, стариков и детей, в том числе и моих отца и мать. Из всего племени остались в живых только я, да двадцать моих товарищей, бывших в походе.

Немцы стали строить на месте нашего поселения укрепленный замок. Пришлось нам тайно пробираться в Литву, а оттуда бежать в Смоленское воеводство. Здесь мы поступили на службу к боярину Бороздны, поскольку его земли лежали прямо возле границы. Здесь язык русский выучили, православие приняли.

– Что же боярин не взял вас с собой в Польшу? – продолжал выяснять опричник.

– Яков Матвеевич предлагал нам ехать с ним, но нам туда дорога заказана. Поляки обязательно убьют нас, когда узнают, что мы пруссы. У нас с ними три века идет смертельная вражда, как и с немцами.

– Григорий, ты куда теперь с соплеменниками подашься? – спросил Черный.

– Мы ничего другого делать, как воевать, не умеем. Поедем искать другого боярина, который бы взял нас на службу, – ответил молодой вояка.

– А к московскому царю не хотите пойти в дворяне?

– Да, кто нас возьмет на службу к московскому царю, ведь мы же пруссы?

– Воевода смоленский и возьмет, – ответил Черный. – У него дозволение есть от царя набирать добрых воинов для войны с татарами, которые на нас походом идут. Какого вы роду-племени для русских значения не имеет. Приняли православие и ладно. Будете такими же дворными воинами, только не у боярина на службе, а у царя. Жалование вам платить станут. А кто хорошо воевать будет, того царь пожалует дворянским званием и поместье земельное даст с людьми. Царь поместье Бороздных как раз в казну заберет за то, что они к врагам сбежали, и их земли в кормление своим дворянам раздаст.