Богатство - Валентин Пикуль Страница 35

Шершавым языком Патлак облизал ему лицо.

Снова раздалось энергичное:

— Кхо! — И псы поняли, что дороги, как и тяжкого груза, не избежать. Резко опустив хвосты, они разом налегли в алыки, дружно молотя снег лапами, и, по мере того как исчезали вдали деревенские огни, собачьи хвосты уверенно задирались все выше и выше. Когда же они закрутились в привычные для глаза баранки, Исполатов понял, что его воля — воля человека — победила немалую волю дружного собачьего коллектива.

Вместе с упряжкой, сливаясь воедино с ее напряжением, траппер целиком отдался впечатлениям и опасностям дороги.

Он пересекал Камчатку с востока на запад! От самого Тихого океана до берегов Охотского моря.

Исполатов добровольно взял на себя самый трудный маршрут — этот человек умел не щадить себя.

Настоящие каюры редко присаживаются на нарты.

Настоящие каюры чаще бегут рядом с нартами.

Никто ведь не знает, какой это труд — «ездить» на собаках, часами пробегая вровень с упряжкой. После дороги лицо каюра станет серым, будто обсыпанное пылью, — суровый отпечаток непомерной усталости, след неимоверного напряжения.

Спасибо Патлаку! Если траппер ошибался в верном направлении или подавал ошибочную команду, вожак поворачивал голову, глядя на хозяина почти с презрением, и сам избирал верный путь. Собачьи языки давно свисали вбок, словно мокрые красные тряпки. Изредка заскочив на концы полозьев, Исполатов с удовольствием наблюдал, как собаки бегут в нерушимом и слаженном цуге, ритмично помахивая баранками бодро закрученных хвостов…

На вторые сутки он был уже в Большерецке, а это селение немалое, в стародавние времена здесь был острог, отсюда начальство управляло Камчаткой. Созвав у церкви народ, Исполатов вручал мужикам новенькие берданки и запас патронов.

— О каждом появлении японцев, — наказал он им, — сразу же извещайте Петропавловск. В бой вступайте только в том случае, если уверены в его успехе. Ну, а стрелять учить вас не стану — этому вас учили с детства…

Следующая деревня — Голыгино; здешние мужики жили с промыслов и огородов, они взбивали вкусное масло, а сливки со сметаной текли у голыгинцев рекою. Но здесь было меньше охотников, и потому Исполатов прочел целую лекцию, показывая наглядно, как продергивать затвор, как поступать в случае заедания патрона… Пошел уже пятый день пути. Собаки устали — это так, но зато уменьшился груз на нартах, и трапперу удавалось выдерживать прежнюю скорость передвижения, с какой и начинал свой путь, когда бежал с полной нагрузкой. Глаза уже слипались от многосуточного недосыпа, но Исполатову предстояло заехать еще в Явино, что лежало на юге Камчатки.

Поздно вечером он затормозил у дома явинского старосты. Сказал, что будить людей, глядя на ночь, не следует. За чаем они разговорились о войне с Японией…

— А у нас в Явино с осени япончик живет.

— Откуда он взялся? — удивился траппер.

— Вроде бы со шхуны, которые тута частенько на камнях калечатся.

— Где он сейчас? — спросил Исполатов.

— Дрыхнет небось. Чего ж ему делать-то?

Староста немного помялся, потом сказал:

— История тут такая… У нас год назад почтальон пропал. Баба у него осталась. Ну, повыла малость, как и положено бабе, потом притихла. А тут и японец откель ни возьмись. Не гнать же его! Посуди сам, мил человек… Японец ласковый. Ожился у нас и домой ни в какую не собирается. Глядишь, он дрова колет. За скотиной пригляд имеет. Хозяйственный! Вот и причалил ко вдове почтальонной. Зимою священник его в православие обратил. Повенчал с бабой. Вот история-то какая…

Исполатов угостил старосту папиросой.

— А по-русски он говорит?

— Да леший его разберет. Так вроде бы ни бэ, ни мэ, ни кукареку. А иной раз по глазам вижу, что нашу речь понимает.

Исполатов посидел, подумал. Конечно, близ бурного моря случаются всякие трагедии. Ничего удивительного, если японского рыбака с острова Шумшу прибило к русскому берегу. Всякий человек с моря идет на свет огня — к человеку! Пришел и этот японец в русскую деревню. Кто его знает? Может, и нашел здесь простое человеческое счастье…

У Исполатова не возникло никаких подозрений.

— Но я не хочу, — сказал он старосте, — чтобы ваш японец знал о том, что я привез оружие и инструкции. Теперь задумался и староста:

— Куда ж я его подеваю? Не топить же его!

— Топить не надо. Я сложу оружие у тебя в сенях. Сам и раздай мужикам берданки. Помни, отец, что твоя деревня Явино ближе всего к острову Шумшу, где самураи давно высиживают змеиные яйца. На совете в Петропавловске относительно вас решили так: если японцы появятся, сразу же отводи людей в лес или в горы, а нам шли гонца… Тебе все ясно?

— Ясно, голубь.

Задерживаться в Явино траппер не хотел и решил убраться отсюда, чтобы его даже не видели. Но случилось не совсем так, как он задумал. Был еще ранний час, когда Исполатов начал выезжать из деревни. На околице стоял коровник, из него вдруг вышел молодой японец с вилами, на которые была поддета большая куча парного навоза.

— Брось вилы, иди сюда! — позвал его Исполатов.

Японец послушно исполнил команду.

— Садись. Отвезу тебя в Петропавловск.

Японец издал вежливое шипение, но в глазах его мелькнуло что-то зловещее — было видно, как он насторожился. Держа в руке «бюксфлинт», Исполатов сам подошел к нему вплотную.

— Расскажи, как ты сюда попал и зачем?

— Моя япона русика не понимай.

— Перестань дурить. Я же вижу, что руки у тебя совсем не рыбацкие… Что-о? А ну-ка без разговоров вытяни их!

Японец с улыбкой вытянул руки.

Страшной силы удар хлестнул Исполатова по глазам.

Ослепленный невыносимой болью, траппер одним замахом обрушил перед собой тяжкий, как молот, приклад «бюксфлинта». Но и сам, скрюченный от боли, обмяк телом и опустился на снег.

Когда зрение вернулось к нему, Исполатов увидел, что лежит рядом с японцем, у которого череп раскроен пополам сильнейшим ударом приклада.

Боль была долгой и нестерпимой.

— О-о, — стонал траппер, подвывая. — Ы-ы… Ы-ы-ы… Страшным усилием воли он заставил себя для начала сесть. Потом, опираясь на ружье, поднялся в рост. Быстро огляделся. В домах Явино уже растапливали печи, но, кажется, никто их схватки не видел.

Исполатов волоком дотащил убитого до упряжки и, словно вялый мешок, втянул его на пустые нарты, сверху закинул полостью. Рухнув на передок саней, траппер слегка тронул потяг, хрипло сказав в сторону вожака;

— Патлак… кхо!

Исполатов вернулся в Петропавловск первым, остальные каюры с грузом оружия были еще в пути, развозя берданки и патроны по стойбищам и деревням Камчатки.