Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965 - Дмитрий Медведев Страница 35

— Нас разбили; мы проиграли.

— Но ведь это не могло случиться так скоро? — прозвучало на другом конце трубки.

— Фронт прорван у Седана, они устремляются в прорыв в огромном количестве, с танками и бронемашинами.

— Опыт показывает, что наступление должно прекратиться через некоторое время, — попытался успокоить его Черчилль.

Но Рейно снова повторил:

— Мы разбиты; мы проиграли сражение.

Черчилль сказал, что готов приехать в Париж для обсуждения ситуации и оказания возможной помощи.

На следующий день в три часа пополудни, сопровождаемый заместителем начальника Имперского генерального штаба генералом Джоном Гриром Диллом (1881–1944) и генералом Исмеем, Черчилль вылетел в столицу Франции. Ситуация оказалась гораздо хуже, чем он предполагал. После кратковременного визита в посольство британская делегация отправилась в Министерство иностранных дел, где их уже ждали Рейно, министр национальной обороны Эдуард Даладье (1884–1970) и генерал Морис Густав Гамелей (1872–1958). «Глубокое уныние» было на всех лицах встречающей стороны. Перед Гамеленом лежала карта, на которой черной чернильной чертой была изображена линия союзного фронта. «Эта линия показывала небольшой, но зловещий выступ у Седана», — объясняет читателям Черчилль. Гамелен выступил с коротким докладом, сказав, что немцы прорвали фронт к северу и югу от Седана, французская армия частично уничтожена и частично рассеяна. Когда Гамелен закончил, наступило «продолжительное молчание».

— Где стратегический резерв? — спросил Черчилль.

Дальше он перешел на французский, на котором, по собственному признанию, говорил «во всех отношениях посредственно»:

— Где подвижной резерв?

— Его нет, — сказал Гамелен, повернувшись к британскому гостю.

«Наступила вторая продолжительная пауза, — описывает Черчилль этот эпизод. — В саду министерства поднимались клубы дыма от костров, и я видел из окна, как почтенные чиновники на тачках подвозили к кострам архивы. Таким образом, эвакуация Парижа уже подготавливалась».

После заслушивания ситуации начались переговоры о предоставлении французам дополнительных эскадрилий британских истребителей. После совещания Черчиллю удалось убедить коллег по военному кабинету помочь союзникам — при условии, что летчики будут каждую ночь возвращаться на британские базы. Согласие кабинета премьер получил в полночь и решил лично сообщить приятную новость Рейно. Черчилля удивило, что к этому времени Рейноуже покинул рабочее место. Удивление британца возросло, когда он узнал, что в столь критический момент глава французского правительства находится не у себя дома, а у любовницы, графини Элен де Порт (1902–1940). Не долго думая, Черчилль отправился к графине, где застал Рейно в халате. Учитывая важность события (и не обращая ни малейшего внимания на замешательство французского коллеги), он сообщил приятную новость и настоял вызвать Эдуарда Даладье. Министр приехал, вынужденный оставить свою любовницу, маркизу Мари-Луизу де Крюссоль д’Юзэ.

Адюльтеры французских политиков на самом деле доставили Черчиллю немало хлопот. Элен де Порт, к примеру, считала, что Франции не стоит продолжать борьбу, подвергаясь разрушениям. Пришло время заключить перемирие и тем самым прекратить ужасы войны. К этим пораженческим мыслям она пыталась склонить своего любовника. Премьер Британии, напротив, убеждал Рейно стоять до конца, понимая, что его собственное влияние уступает чарам графини. «Эта женщина разрушает за ночь все, что я создаю в течение дня, — жаловался Черчилль. — Разумеется, она может предложить ему то, что я предложить не в состоянии. Я могу убедить Рейно, но я не могу с ним спать». Отношения графини и Рейно вскоре трагически оборвутся: в конце июня, во время бегства из Франции, она погибнет в автомобильной катастрофе. Сидевший за рулем Рейно отделается легкими ушибами.

Черчилль не стал упоминать о графине на странице своих мемуарах. Поздний визит к Рейно он описал, используя черновик Исмея. Что же до знаменитых обсуждений на набережной д’Орсэ, то впоследствии Гамелен утверждал, что он ответил на вопрос о наличии (вернее, отсутствии) стратегического резерва иначе: вместо «его нет» он произнес «резерва больше не существует». Но Черчилль сознательно изменил высказывание французского полководца. Он создавал драматический эпизод по всем канонам жанра: пробуждение утром; шокирующая новость, доносившаяся с другого конца провода; срочный вылет во Францию; уныние, смятение, растерянность на лицах политического и военного командования союзников; краткий доклад о тяжести положения; не теряющий самообладания британский премьер; бойкий вопрос и не оставляющий надежду односложный ответ.

Черчилль был прав. Таких эпизодов ждала публика, но именно их-то и недостает в книге. Автор расписывает еще несколько сцен. Но только несколько. Гораздо чаще он сбивается на подготовку связок между документами и редакцию черновых записей своих помощников.

На недосказанность и нереализованность творческого потенциала обратят внимание уже первые читатели. По мнению заместителя главного редактора The Times Альфреда Патрика Райена (1900–1972), «ощущение, что компоновка материала была проведена в спешке, создает впечатление, будто имеешь дело с великолепным образцом журналистики, а не с продуманным и сбалансированным историческим сочинением».

Означало ли это, что у Черчилля ослабла литературная хватка? Нет, ряд моментов, написанных в характерном для него стиле, не позволяют принять это утверждение. Просто он оказался слишком занят и теперь, как считают исследователи, мог воспарять в творческие выси только на хорошо подготовленной площадке. А качество указанной площадки варьировалось и зависело от способностей его помощников.

Ничего не поделаешь, но с новыми реалиями теперь приходилось считаться всем: и друзьям автора, и издателям, и читателям. Очередная версия второго тома стала известна, как «финальная со звездочкой». Одиннадцатого октября 1948 года было отпечатано сто пятьдесят сигнальных экземпляров, переданных в газеты и журналы для подготовки публикаций в виде статей, а также отправленных в зарубежные издательства для перевода на иностранные языки.

После плодотворной двухмесячной работы Черчилль вновь на время выпал из творческой орбиты: он принял участие в ежегодной конференции Консервативной партии, а также занялся подготовкой к новой сессии парламента. Работа над вторым томом была возложена на нанятого совсем недавно Вуда, а также верных помощников: Келли, Дикина и Марша, которые должны были подчистить шероховатости, исправить ошибки и устранить неточности. К концу года планировалось подготовить читабельную версию третьего тома, а в новогоднем перерыве заняться сбором материалов для четвертого и пятого томов.

Но эти планы пришлось корректировать. Правок во втором томе оказалось гораздо больше, чем предполагали изначально. В начале декабря была подготовлена новая версия — «исправленная финальная», которую автор распорядился направить в издательства. Отвечающий за взаимодействие с иностранными контрагентами Ривз выступил против передачи обновленной версии, отметив, что перевод рукописи уже продвинулся достаточно далеко и начинать сначала крайне нежелательно. Он предложил подготовить на нескольких листах перечень исправлений. Но Черчилль настоял на отправке полного текста, заявив, что «правки носят фундаментальный характер» и он «не может нести ответственность за неправильные версии».