Золотая лихорадка - Николай Задорнов Страница 34

Отец не ответил. Только мельком взглянул он туда, где за изгибом реки тянулись острова. Сейчас они во мгле дождя, как сплошные серые пласты.

— Иван поехал во Францию, — сказал Петр. — А у Васьки есть книга о той стране.

Редко нападала на Петрована подобная говорливость. Казалось, он хотел отвлечь отца и утешить.

Трава была мокрая, пашня мокрая. Ноги вязли, и кони хлюпали копытами по грязи.

У Егора душа болела за сына и за всех поехавших на прииск. Он надеялся на Сашку. Тот никогда не брался за дело, которого не умел делать. А что делал, то умел. Оп был надежный человек. За десять лет жизни в Уральском он ни разу никого не обманул и никому не соврал даже в мелочах. Каков человек — видно по труду.

Федор Барабанов бросил все, оставил магазин на жену. Федор умен, умеет обойтись с людьми. Он рискует. Оставил свою торговлю! Барабановы взяли с собой в дорогу бывшего каторжника Якова, который давно жил у них в работниках. Отец Барабанов смел, а всегда ноет, плачет, жалуется и вдруг рискует! Пошел в свое время на переселение. Немало случаев бывало по дороге, что выручал он Егора. Кузнецов тоже в долгу не оставался.

А школу построили. Егор знал, что много, очень много может человек сделать, если он стоит на своем месте. Теперь в Уральском есть школа, мельница. Старые избы целы, а уж новые стоят. Пашутся пашни, заведена почтовая гоньба. Все умеют ловить рыбу. Теперь есть кузница. Все люди произвели себе сами. А на старых местах всегда толковали, что народ лодырь.

«Лодырь?» — подумал Егор.

Ветер подул сильней, дождь стих.

К Кузнецовым пришла Одака, жена Сашки.

Двое Сашкиных мальчишек разговаривали в углу с Алешкой Кузнецовым.

— Мама, я к тебе, — говорила Одака. — Сашка хочет меня на куски разрезать.

— Как это разрезать? — удивилась бабка Дарья.

— Живи у нас. Дом большой, — сказала Наталья, — места хватит. Дело тебе найдем. Да что случилось? Опять ревнует?

— Нет еще…

Алешка усадил маленьких гостей на лавку и показывал им букварь.

— Ой, букварь так любят читать! — сказала Одака. — Не оторвешь от букваря. Сашка ведь добрый и всегда шутит. Он такой разговорчивый, говорит на всяком языке, на каждом шутит и даже складывает стихи.

— А как же без тебя хозяйство? — спросила бабка Дарья.

— Уй, там же полон дом работников. Володька там, он все знает. А я боюсь. А то Сашка потом что-нибудь подумает и меня зарежет. А я ни-че-го плохого не делала. А Сашка все грозит, что будет мне шею резать. «Я тебе, говорит, чики-чики». Говорит, тебя убью и детей убью и себе буду резать горло ножом. Пусть работники сами хозяйничают! Они все такие же, как Сашка. И пусть сами все делают!

— Ты не хочешь дома жить? Может, Сашка зря грозится. Мало ли что мужики говорят.

— Нет, мама. Это наши — побьют и все! У нас папка палкой нас бил. А Сашка не такой. Если он пригрозит, то так и сделает. Если скажет, то зарежет.

— Это он тебя только пугает! — сказала Наталья.

— Не так страшен черт, — подтвердила бабка.

— Если у тебя, Наталья, нельзя, то я к своей маме уеду.

— Почему же нельзя? Вон во дворе старая изба, займи там кухню или горницу. Одеяла тебе дадим. Живи!

— Ой, какой ревнивый! А Егор не пошел мыть?

— Нет, он остался.

Одака удивлялась в душе, что Егор не пошел и отказывается от золота, о котором все так мечтают.

— Нынче многие туда поедут.

— И лавочники?

— Нет, им не сказали. Сашка их не любит. Ой, я так боюсь, так боюсь.

— Хочешь, так поезжай к своим.

— Там еще хуже. Там толстый Гао пристает ко мне. А сын Гао в городе теперь живет, стал богатый, православный, на русской женился. Я когда девушкой была, они хотели меня в лавку затащить. А Гао-старый тоже плохой был. Он из города приезжал один раз.

— Ну так и живи у нас.

— Ой, нет, ой, как же можно!

Егор пришел с пашни с конем в поводу. Он заметил в глубине двора выстиранные и развешанные на ветру дабовые курточки с серебряными шариками-пуговицами.

Из старой избы выбежала Одака и стала кланяться…

Однажды к Егору, отдыхавшему в зной на ветру после бороньбы, подошли пятеро мужиков. Они сняли шапки, и старик сказал:

— Егору Кондратьевичу. Мы орловские! Опять в доме гости.

— Мы вместе с вами из Расеи плыли на плотах, — говорил старик, — до того по Сибири ехали в одно время, еще не знали друг друга. А на реке познакомились.

— Как же это ты, Егор Кондратьевич, дома? — спросил прыщеватый мужик.

— Дома.

— Что же на прииск не идешь? Мы ведь туда собрались. Да узнали по дороге и удивились… Сам открыл, а ходишь с бороной. Народ тянется, а народ что вода… А как без тебя…

— Люди дороги не знают, — подтвердил старик.

Егор рассказал, куда плыть, но сам ехать наотрез отказался. Орловцы переночевали, запаслись хлебом и отправились дальше.

Егор не хотел бросать своего дела, срываться с места.

«Пусть дети все начнут сами, — полагал он, — а я подожду, что получится, как будто и нет еще этого золота!»