Одиссея батьки Махно - Сергей Мосияш Страница 34

— Как это вы раньше не догадались?

— Господи, Иван Яковлевич, с кем делать-то? Мужик бомбу-то и кинуть как следует не сможет. Ещё, чего доброго, сам на ней и взорвётся. А вы всё ж специалист.

Ну что? Оправдание было вполне удовлетворительное: бомбу бросить тоже надо уметь. Утром их разбудил громкий крик со двора:

— А ну-ка, хозяйка, кажи, кто у тебя есть!

— Предали! — мигом вскочили Махно с Лютым и, едва вздев портки, кинулись к окну. Открыли его, вылезли в огород и, пригибаясь, кинулись на зады, в подсолнухи. Не сговариваясь, забились в лопухи, под плетень. Едва перевели дыхание, Лютый зашептал:

— Я же говорил, вам нельзя здесь появляться.

— Кто же мог предать?

— Шила в мешке не утаишь, — сказал Лютый и тут же выматерился: — Что, Петя?

— Я ж под подушкой бомбы оставил.

— Как же это ты, — укорил Нестор. — Ты ж Харитину подвёл. Если найдут, её же арестуют, а там допрос. Ай, Петя, как же ты? Впрочем, мы оба хороши, бежали, как зайцы, не подумавши, не сообразивши.

— Тише, Иван Яковлевич, шось гомонят во дворе.

Они прислушались, и тут от двора донёсся крик Харитины:

— Яки люди? Яки люди?! — кричала она. — Кто бачив?

Она явно рассчитывала, чтоб её слышали прячущиеся.

— То приходили до мэне добри люди с днём ангела проздравляли. Чарку выпивали. Хочь бы и вы прийшли и вам бы пиднесла. А то зьявляются чуть свет, смущают бедную удовицу. Ни-ни, теперь проихалы, хлопцы, не заробыли.

— Молодец Харитина, — сказал Нестор. — Не растерялась.

— Значит, успела спрятать бомбы.

Потом всё стихло, видимо, вартовые съехали со двора, и через некоторое время Харитина появилась в огороде.

Она, продолжая разыгрывать возмущённую хозяйку, двигалась, срывая на ходу сорняки, догадываясь, где могли прятаться её поночевщики. Остановилась у плетня, приложила руку козырьком, посмотрела вдаль, в поле, и не поворачивая головы, тихо спросила:

— Вы тут?

— Здесь, — отвечал Лютый. — Что там случилось, Харитина? Кто нас предал?

— Да никто не предавал. Просто вчера кто-то из вартовых видел, как от меня люди выходили. Вот и явились. Хорошо Холявко закричал: «Хозяйка, кажи кто у тебя!» Не Микола, накрыли б вас сонных в курятнике эти псы.

— А как же бомбы?

— Какие бомбы?

— Ну у нас под подушкой были.

— Микола, наверно, спрятал. Он сразу кинулся в боковушку. Потом вышел оттуда, доложил унтеру: « Ничего не обнаружено». А те пошарились ещё в горнице, на печке. Вижу, ничего не нашли, я и начала их срамить, такие-сякие, честную вдову позорите.

— Да мы уж это слышали.

— Сидите тут теперь до вечера, пойду приготовлю чего вам поесть.

— А как передашь?

— Да вот сюда принесу в корзинке, оставлю. А вы после возьмёте. Но чтоб до вечера носа не высовывали.

Часа через два Харитина пришла, поставила корзину у плетня, сказала негромко:

— Ваши бомбы Холявко под перину сховав, — и, напевая, пошла ко двору.

В корзине оказался пузатый обливной горшок, доверху наполненный варениками, там же была и баклага с водой.

За долгий летний день и выспались, и окончательно уговорились, как будут ликвидировать немецкий штаб. Едва зашло солнце, выбрались из лопухов и направились к хате.

Бомбы, забытые ими впопыхах под подушкой, были засунуты под перину.

— Вот видишь, как это важно иметь среди врагов своего человека, — сказал Нестор. — Ты его видел?

— Кого?

— Ну Холявку этого? Миколу?

— Вот те раз. Я его с хлопцами вербовал.

— Передай ему от меня благодарность.

Наряжаясь вновь девицей, Нестор сетовал:

— Конечно, было б лучше днём рвануть штаб, когда там офицерня. А сейчас что? Только разве дежурный с часовым.

— Ничего. Всё равно переполоху наделаем. Напомним им, где они находятся. Важно Качать, шоб народ нас почув.

Но когда Махно надел юбку, кофту и дамскую шляпку, возник вопрос: а куда же положить бомбы? Ну пистолет за пояс, под кофту. А бомбы? Карманов у юбки и кофты не оказалось. Сообразила Харитина, притащила маленькую сумочку.

— Ото таки барышни носят в Александровске, в них румяна та гроши ховают.

Кое-как втиснули В сумочку две бомбы, но закрыть её уже не смогли.

— A-а, ладно, — сказал Нестор. — Так даже лучше, расстёгивать не надо. Взял и кидай.

И вышла со двора под ручку парочка — парень и девица. Всё путём, парень почти на голову выше её. Направились к центру, к Соборной площади, куда обычно стекалась молодёжь.

Где-то впереди играла гармонь, слышался девичий смех, и чем ближе к центру, тем чаще стали попадаться патрули, обычно из двух солдат с винтовками. Немецких можно было не опасаться, солдаты никого не знали. Вот вартовские патрули были опасны. В варту — украинскую полицию — набирали, как правило, из местных, и среди них попадались особо рьяные служаки.

Но нашей парочке везло. Махно, вспомнив своё участие в самодеятельности, ещё до первой революции, вполне вошёл в роль девицы: вилял как и полагается задом, тоненько хихикал и вообще кокетничал, прижимаясь к своему кавалеру, тем более что между ними находилась дамская сумочка с бомбами и вес её надо было делить на двоих, чтоб со стороны она не казалась увесистой.

В штабе были освещены все окна, и к входу тянулись немецкие офицеры, некоторые с дамами. Слышался говор, из штаба доносилась музыка.

Нестор радостно сжал руку своему спутнику, шепнул:

— На ловца и зверь бежит. Ждём, когда все войдут.

Судя по всему, у немцев был какой-то праздник. На площади — патрули, у входа — часовой.

Чтобы не привлекать к себе внимания, они прошли к палисаднику одного из домов, сели на лавочку. Здесь и вартовский патруль, если явится — не опасен. Мало ли парочек милуется по тенистым местам.

Наконец цепочка спешащих на праздник офицеров иссякла, и Нестор сказал негромко:

— Пора, Петя, помни, если часовой не подпустит близко — стреляй.

— Я постараюсь без шума.

Они поднялись и, так же держась под ручку, направились к штабу. Чем ближе они подходили, тем всё спокойнее и хладнокровнее становился Махно, сам себе дивясь: «Главное, не промахнуться. Эва по таким-то окнам и дурак попадёт».

Переждав, пока отдалится очередной патруль, они разделились: Лютый пошёл к входу, где стоял часовой, а Махно — ближе к окнам, нащупывая в сумочке бомбу.

Лютого остановил раздавшийся сзади тревожный возглас: