Повседневная жизнь Москвы в Сталинскую эпоху. 1930-1940 года - Георгий Андреевский Страница 34

Москвичи брали географические карты и искали на них Мелитополь. А 12-го вечером сводки сообщили: «После упорных многодневных боев наши войска оставили Брянск». Вечером 13-го: «… наши войска оставили Вязьму».

Позвольте, хотелось крикнуть, но от Москвы до Вязьмы всего-то двести пятьдесят километров, ничего себе!

А в Подмосковье в те дни, по приказу Сталина, уже взрывались заводы и фабрики, мосты и водонапорные башни. В городе появились беженцы.

В тот день, 13 октября, на страницах «Правды» большими буквами были напечатаны такие слова: «Гитлеровские орды угрожают жизненным центрам страны», а 15-го эту фразу сменила другая, еще более страшная: «Кровавые орды фашистов лезут к жизненным центрам нашей Родины, рвутся к Москве. Остановить и опрокинуть смертельного врага!»

Стало жутко. На Москву шел неприятель, и от него не защищали нас ни широкие реки, ни моря, ни горы. На его пути лежала ровная, как стол, страна без крепостей и укреплений. И вот теперь то, что раньше казалось нам незыблемым и вечным, могло перестать существовать в ближайшие дни. Даже если мы сдадим Москву на время, какой нам оставит ее после себя враг? Он взорвет мосты над Москва-рекой, он скинет с постамента Пушкина, выкинет из мавзолея Ленина, разрушит Кремль, храм Василия Блаженного, столкнет в реку Минина и Пожарского, сожжет наши дома, разграбит музеи, загадит театры… Как жить нам потом в оскверненном, растерзанном городе?!

16 октября 1941 года в передовой статье газеты «Правда» было сказано: «Враг продолжает наступать… Враг приблизился к подступам Москвы… Создалась непосредственная серьезная угроза для Москвы». А заканчивалась статья такими фразами: «За нашу родную землю, за нашу Москву мы будем драться упорно и ожесточенно, до последнего вздоха. Над Москвой нависла угроза. Отстоим родную Москву! Да здравствует наша любимая Москва!» Большими буквами через всю газету пролегли жестокие, но правдивые слова: «Взбесившийся фашистский зверь угрожает Москве – великой столице СССР. Железной стойкостью отразим напор кровавых немецко-фашистских псов. Остановить врага во что бы то ни стало, преградить дорогу лютым немецким захватчикам!»

«Правде» вторила «Вечерка»: «За нашу родную Москву будем биться упорно, ожесточенно, до последней капли крови! Москвичи! Не пожалеем сил и жизни для защиты нашей столицы!»

Эти слова не щекотали нервишки. Для этого они были слишком серьезны. Люди пытались осмыслить происходящее. Им было трудно понять, как это вдруг, ни с того ни с сего, они могут стать рабами, потерять дом, все, что нажили, к чему привыкли и с чем сроднились. Могут навсегда расстаться с друзьями, близкими, а может быть, и с собственной жизнью и не когда-нибудь, а в ближайшие дни, когда придет враг.

День 16 октября 1941 года стал для Москвы ее черным днем.

Накануне Государственный Комитет Обороны (ГКО) принял постановление «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Согласно этому постановлению Москву должны были покинуть правительство, управление Генштаба, военные академии, наркоматы, посольства, заводы и пр. Крупные заводы, электростанции, мосты и метро следовало заминировать, выдать рабочим и служащим сверх нормы по пуду муки или зерна и зарплату за месяц вперед.

Как всегда, первыми побежали те, кто имел для этого лучшую возможность. Чиновники и ловкачи любыми способами доставали машины, легковые и грузовые, набивали в них все, что могли увезти, и вывозили из Москвы вместе со своими семьями. Много автомашин стояло на Арбатской площади у здания бывшего Реввоенсовета, что на углу Знаменки. Руководители военного ведомства вывозили свои семьи. Народ это видел и негодовал. Вдобавок ко всем неприятностям в эти дни перестало работать метро, остановились трамваи, закрылись булочные. Часть москвичей потянулась к центру, к Кремлю: они хотели защищать Москву и надеялись на правительство, на Сталина. Но многих охватил страх. Какая там оборона, если заводы закрыли, рабочих распустили, если не роют больше траншей, не тянут колючую проволоку, если молчат руководители государства и Москвы? И тогда в городе началась паника.

По трактам, ведущим на восток и юг, потянулись толпы с узлами и чемоданами. Лучше всего было уходить из Москвы по Рязанскому шоссе, оно не так обстреливалось. Но шли и по другим дорогам – лишь бы подальше от запада. Москвич Решетин в своем дневнике так описывал происходившее: «Шестнадцатого октября шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького… Застава Ильича… По площади летают листы и обрывки бумаги, мусор, пахнет гарью. Какие-то люди то там, то здесь останавливают направляющиеся к шоссе автомашины. Стаскивают ехавших, бьют их, сбрасывают вещи, расшвыривают их по земле. Раздаются возгласы: бей евреев!»

А в дневнике журналиста Вержбицкого появилась в те дни такая запись: «… в очередях драки, душат старух, давят в магазинах, бандитствует молодежь, а милиционеры по два-четыре слоняются по тротуарам и покуривают: „Нет инструкций“… Опозорено шоссе Энтузиастов, по которому в этот день неслись на восток автомобили вчерашних „энтузиастов“ (на словах), груженные никелированными кроватями, кожаными чемоданами, коврами, шкатулками, пузатыми бумажниками и жирным мясом хозяев всего этого барахла…»

Оставленных, как всегда, за бортами наркомовских грузовиков простых советских граждан охватила злоба. Нервы у них сдали. Алексей Иванович Коптев, слесарь вагонного депо, 22 октября 1941 года, в магазине в пьяном виде лез за хлебом без очереди. Граждане его, конечно, не пускали. Это его возмутило, и он попытался граждан бить. Те позвали милиционера Федорова. Милиционер повел нарушителя в отделение. По пути Алексей Иванович кричал: «Граждане, нас грабят, хлеба не дают!» В дежурной части Алексей Иванович катался по полу, матерился и кричал: «Евреи Россию продали, нечем защищать Москву, нет винтовок, нет патронов, нет снарядов. Евреи все разграбили!» В конце концов его связали.

А вот что рассказала «Вечерняя Москва» о расправе над беженцами в заметке «Перед лицом военного трибунала». Утром 18 октября на окраине города проезжали грузовики с эвакуированными. Дворник Абдрахманов с компанией напал на один такой грузовик. Хулиганы бросали в него камни. Когда же машина остановилась, они вытащили из нее пассажиров, избили их и растащили вещи. Милиция с помощью граждан задержала пятнадцать бандитов. Зачинщиков нападения трибунал приговорил к расстрелу.

Но это было уже 22 октября, когда власти стали приходить в себя и принимать меры к преступникам.

Растерянность и бездействие власти, безнаказанность, желание многих спастись, выжить любой ценой, привели к тому, что в городе возникла обстановка грабительского азарта, при которой человек, и не являющийся преступником, поддавшись общему настроению, может совершить преступление, как это случилось с Василием Федоровичем Вашковичем. 19 октября он проходил по Смирновской улице и увидел толпу, окружившую грузовик. Подойдя ближе, он заметил, что люди тащат из кузова какие-то коробки. Василий Федорович, поддавшись общему настроению, схватил одну из них и, прижав к груди как самое дорогое, собрался уходить, но был задержан. В коробке оказались шесть аккумуляторных фонарей. Получил Василий Федорович за них два года и долго не мог потом объяснить себе, зачем ему понадобились эти фонари и эти два года.