План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941-1945 - Алан Кларк Страница 34

Была также возможность заработать пропагандистский капитал на этом деле – предложить филантропу Рузвельту прислать либо запасы продуктов жителям города, не попавшим в плен, либо выслать нейтральные суда под эгидой Красного Креста, чтобы увезти их на свой континент…

Правильным решением было бы герметически закрыть Ленинград, затем ослабить его террором (то есть воздушными налетами и артиллерийским обстрелом) и голодом. Весной же захват города «…будет возможен, выживших надо переместить в глубину России и затем сровнять Ленинград с землей бризантной взрывчаткой».

Йодль, непосредственный начальник Варлимона, одобрил меморандум, заметив, что он «морально оправдан», поскольку при отступлении враг заминирует город.

Как нередко бывало на всем протяжении русской кампании, германское руководство военными операциями страдало от взаимных противоречий в силу личных и политических факторов. Первым камнем преткновения стала позиция Маннергейма и финнов. После распада Лужского фронта Кейтель написал Маннергейму послание с просьбой, чтобы финская армия начала оказывать «реальное давление» на всем Карельском перешейке, а также, чтобы она перешла за Свирь северо-восточнее озера Ладога.

28 августа Маннергейм отверг этот план, который тут же снова начали ему навязывать. Он снова отверг его (31 августа) и остался совершенно непоколебим, даже при личном приезде Кейтеля, прибывшего 4 сентября уговаривать его.

С военной точки зрения это упрямство со стороны одного из верных союзников крайне беспокоило немцев. Вермахт больше не имел стратегического резерва. Удавалось только создавать какую-то форму оперативно-тактического резерва путем переброски танков и мобильных средств у одной группы армий для усиления другой. Следовательно, у ОКХ не было средств оказания нажима на северный фланг русских. Таким образом, к началу сентября уже существовала жесткая практическая необходимость в пользу «герметической изоляции» города, а не его штурма.

Гитлер, с нетерпением наблюдавший за развитием действий на флангах, начинал заглядываться на перспективу захвата Москвы. Его воображение, обгонявшее на несколько недель ход реальных операций, тем не менее предсказывало их развитие с замечательной точностью. 6 декабря он подписал Директиву № 35, которая предусматривала возвращение танковых групп в группу армий «Центр» и подготовку к наступлению на русскую столицу. Из-за некомплекта во многих танковых дивизиях пришлось придать всю группу Гёпнера группе армий «Центр», кроме уже имеющихся групп Гота и Гудериана. В этой директиве также приказывалось 8-му воздушному корпусу вылететь со своих баз в Эстонии на юг для усиления Бока. Этим решением в распоряжении Лееба было оставлено менее 300 машин, большинство которых были истребители ближнего боя или транспортные самолеты и самолеты связи.

Намерением Гитлера было превратить Ленинград во «второстепенный театр операций», а на периметр осады оставить 6–7 пехотных дивизий.

Эти силы были в состоянии держать три миллиона голодающих жителей за проволокой под током, но не способны справиться с армией Ворошилова, пусть плохо вооруженной и истощенной к этому времени. И даже после падения Шлиссельбурга (которое, кстати, произошло только через три дня после утверждения Директивы № 35) периметр осады – в основном из-за несговорчивости финнов – оставался достаточно рыхлым и позволял гарнизону города опасную свободу движений.

Учитывая это и пользуясь слухами из ОКХ о готовящейся директиве, Риттер фон Лееб уже подготавливал план прямого штурма города. Он надеялся начать наступление 5 сентября, за день до выхода директивы, но 41-й танковый корпус был настолько измотан в боях, что ему потребовался трехдневный отдых и ремонт.

9 сентября Рейнгардт был готов, и началась атака: 1-я танковая дивизия наступала по левому берегу Невы, 6-я танковая – по обе стороны железнодорожной магистрали, идущей к Ленинграду с юга. Обе дивизии вскоре застряли в сети противотанковых рвов и разбросанных полевых укреплений, сооруженных строительными батальонами и ополчением на предшествующей неделе. Эти оборонительные сооружения часто были плохо расположены и неважно выполнены, но их было много ^[60]. Русским не хватало артиллерии, да и всего, что не производилось на месте, в Ленинграде и пригородах. Зато у них было большое количество средних и тяжелых минометов, огонь которых, на дистанциях того первого дня боев, был почти так же эффективен, как и огонь регулярной полевой артиллерии. В прибрежном секторе между морем и Красным Селом двенадцатидюймовые орудия флота усиленно обстреливали тыл германской армии. На поле боя сражались танки KB, экипажи которых состояли из испытателей и механиков с Кировского завода, где и в то время продолжали выпуск танков, примерно по четыре единицы в день. Именно в такого рода действиях – в ближнем бою – типичные русские качества, такие, как храбрость, упорство, смекалка в использовании маскировки и засад, более чем компенсировали те недостатки в руководстве и материальной части, которые приводили к огромным потерям на открытой местности на границе и на Луге.

Немецкие танки, наоборот, страдали, подобно всем бронетанковым войскам, натыкавшимся на средства ближней обороны. Танкисты несли тяжелые потери, пока их командиры пытались тактически приспособиться к незнакомому окружению. В первый же день наступления четыре командира 6-й танковой дивизии были убиты.

К вечеру второго дня (10 сентября) немцы подошли к последней линии русской обороны, которая шла по гребню невысоких возвышенностей, известных как Дудергофские высоты, около шести миль к юго-востоку от Ленинграда. В течение ночи многие танки ведущей дивизии, 1-й танковой, остались на поле боя впереди главных германских позиций, отражая контратаки, которые русские обязательно проводили по ночам. При зловещем свете пылающих бутылок с керосином они прорывали одну цепь защитников за другой, когда те готовились атаковать немцев, оставшихся на позициях, захваченных в течение дня. Как только рассвело, над полем боя появились пикирующие бомбардировщики, и 41-й танковый корпус напрягся (и сколько еще раз будет повторяться эта фраза!) «еще для одного последнего рывка». 1-я танковая дивизия потеряла столько машин, что остался только один батальон, в котором сохранилось не более 50 процентов боевой техники. Однако она постепенно продвигалась вперед на протяжении всего дня, и к 16:00 поднялась на высоту 167, невысокий холм около 450 футов, наивысшую точку Дудергофских высот.

Перед победоносными войсками в солнечном сиянии на расстоянии 12 километров расстилался город Ленинград со своими золотыми куполами и башнями и его порт с военными кораблями, которые пытались обстрелом из своих самых тяжелых орудий не дать удержаться немцам на высотах.

На левом фланге танкового корпуса пехота медленно пробивала себе путь вперед, и как только высота 167 была очищена от русских орудий и наблюдателей, она стала продвигаться быстрее, занимая пригородные районы Слуцка (Павловска) и Пушкина, а вечером 11 сентября Красное Село.