Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон Страница 34

Лорд Брис обычно иллюстрировал сверхъестественную власть британцев историей о тигре, который, сбежав из клетки в зоопарке Лахора, сопротивлялся всем попыткам заманить его назад, но вернулся, когда сторож самым серьезным образом предупредил его от имени британского правительства о необходимости соблюдения присяги ^[359].

Но всем, кроме самых доверчивых британцев, должно было прийти на ум другое окончание этой самодовольной сказки, гораздо менее счастливое. Все следовало закончить в красном цвете, в который окрасились бы зубы и когти. Например, Чарльз Меткалф считал, что внезапное восстание может быстро развеять впечатление британской неуязвимости, объединить всю Индию и положить конец превосходству белых. «Империи стареют, разлагаются и погибают, — писал он. — Британская индийская империя преждевременно достигла старости, для продления ее жизни следует действовать осторожно» ^[360].

Поэтому на протяжении свыше двух десятилетий после восстания в Веллоре британскими владениями по большей части управляли по формуле Уэлсли — с деспотизмом, разбавленным отеческой заботой. Правители совмещали старую безжалостность Уоррена Гастингса и новое чувство ответственности, введенное Корнуоллисом. Они попытались постепенно привить формулу Уэлсли, который говорил: «Индией нужно управлять не как империей, где нельзя сказать, что ею владеешь или даже смог изначально покорить и расширить. Управление ею следует рассматривать в качестве священного долга, а владение окажется постоянным» ^[361].

Это включало применяемые время от времени дикие репрессии (например, расстрел людей из орудий) и разнообразные ограничительные меры — например, контроль за индийской прессой, ограничение свободы передвижения и подчинение законов удобству администрации. Управление включало и территориальное расширение — по большей части, за счет маратхов на севере и западе.

И снова официальный грабеж в форме налоговых поступлений оплатил покорение. Налогообложение, которое в то время давало 18 миллионов фунтов стерлингов в год (третью часть поступлений в самой Британии в мирное время), было гораздо важнее, чем торговля. Перед тем, как «Джон-компани» утратила свою торговую монополию в 1813 г., говорилось: Индия столь же ценна в виде торгового партнера Британии, как и Джерси.

Но «Ост-Индийская компания» уже находилась на пути создания того, что назвали первой в мире «нарко-военной империей» ^[362]. Она добилась этого через новую тройственную торговлю: индийский опиум, продаваемый в Китай, покрывал стоимость импорта чая в Британию. А последняя находила в Индии рынок сбыта для текстиля и других продуктов промышленной революции. Но треть затрат власти в Индии направлялась на военные нужды. И это давало Британии во владение свободный иностранный легион.

Индия в действительности сделалась «английской казармой в Восточных морях» ^[363]. После победы Нельсона при Трафальгаре в 1805 г. на море полностью правил Королевский ВМФ. Правда, американские каперы обеспечили несколько неожиданностей.

А во время утверждения «Pax Britannica», столетия существования «Британского мира» после Ватерлоо, бизнес в Индии, о котором говорилось, как о «первой настоящей многонациональной производственной корпорации» ^[364], был справедливо оценено, как главное оружие войны Джона Булля. Но сила британского кита не должна скрывать силу принадлежавшего ему слона. В Индии имелась постоянная армия, которая была финансово независима от Парламента в Вестминстере. Она состояла из 200 000 человек — столько же составляли двадцать пять легионов, с которыми Марк Аврелий защищал всю Римскую империю.

Эта армия соответствовала большинству европейских регулярных армий того времени, в тридцать раз превышая силы, которые США собрали для борьбы с Британией в 1812 г. Правда, индийские войска составляли только одну треть от армии Наполеона, вторгшейся в том же году в Россию.

Несмотря на обеспокоенность из-за потери принадлежности к касте в случае путешествия за океан, сипаев впервые послали за границу (на Суматру) в 1789 г. В дальнейшем их отправляли на Молуккские острова (1795 г.), Египет (1800 г.), Макао (1808 г.), на Маврикий (1809 г.) и Яву (1811 г.) Они продолжали усиливать британскую военную мощь и во время двух мировых войн, пока Индия не добилась независимости.

Британцы были заняты титанической борьбой против французской империи. Естественно, они думали в терминах бронированного кулака — военной мощи и военного бюджета.

В любом случае, военная мощь казалась подходящей для страны, которая оказалась проклята от одного края до другого азиатским варварством, совершенно не подходя для самоопределения. Так выразился Джеймс Милл во влиятельной «Истории Индии» (1818 г.) Однако некоторые генерал-губернаторы предпочитали примирение принуждению, жалуя Индии то, что Гарриет Мартино называл «благословением нашего правления» ^[365].

Если эта лицемерная фраза не скрывает жестокости, эгоизма и неумения править, она не должна скрывать и справедливости, эффективности и благотворительности. Во многих смыслах британские «раджи» оказывались предпочтительнее индийских раджей. С этим соглашался как минимум один из индийских раджей — либерально настроенный богослов Рам Мохун Рой. Он даже надеялся, что «Индия на протяжении неограниченного периода времени будет наслаждаться союзом с Англией и преимуществами ее просвещенного правления» ^[366]. Но и он не давал британскому владычеству более полувека. Тот же самый период отводил и Томас Мунро, который, вроде бы, говорил и о постоянном поддержании власти в империи ^[367].

Рой сходился во мнении с многими ведущими британцами, которые открыто говорили: британское владычество не может быть вечным, долгом перед человечеством является подготовка Индии к самоуправлению ^[368].

Цивилизующая миссия Британии должна была оказаться конечной целью и дать позитивный результат. Поэтому Рой предпочитал сотрудничество с теми «дальновидными англичанами» (многие из которых на самом деле были шотландцами или ирландцами), которые развивали образование и различные институты в Индии, чтобы подготовить местных жителей к взятию управления собственной страной в свои руки ^[369].