Забытые битвы империи - Александр Музафаров Страница 34

Как конструктор модели динозавра волен выбирать, в какой цвет ее окрасить (достоверных данных на этот счет все равно нет), так и автор исторического романа может наделять своих персонажей любыми человеческими качествами, как хорошими, так и дурными. Приписывать им слова и поступки, как могущие быть в реальности, так и не могущие иметь место в принципе.

Талант писателя превращает созданные им образы в стереотипы массового сознания читателей, и чем более талантлив писатель, тем более широкую аудиторию он охватывает и более прочные стереотипы создает. И они порой оказываются куда убедительнее, чем аргументы историков. Сколько статей и монографий доказывают невиновность Бориса Годунова в смерти царевича Дмитрия Ивановича, но они бессильны перед одной фразой Пушкина: «Все мальчики кровавые в глазах».

Впрочем, что читатели, сами специалисты историки не всегда могут выйти из-под влияния запечатленного, порой еще в детстве, стереотипа. И не всегда это плохо. Романы Генрика Сенкевича пробудили интерес к истории своей страны у тысяч польских юношей, и их роль в формировании современной польской исторической науки трудно переоценить. Любой студент-полонист знает: чтобы понимать польских историков, надо быть знакомым с творчеством Сенкевича.

То же самое можно сказать о романе «Порт-Артур» применительно к советской и постсоветской историографии Русско-японской войны. Для многих, если не для большинства, современных историков этого периода роман Александра Степанова стал первой книгой, прочитанной об обороне Порт-Артура ^[19]. Стереотипы, сформированные романом, оказывали влияние на работы профессиональных историков и в советское время, и порой в наши дни.

Но, может, ничего плохого в этих стереотипах нет? Новые факты из биографии автора не отменяют несомненных достоинств книги. Ведь, в конце концов, очень немногие авторы исторических повествований были свидетелями описываемых событий. Может, и здесь немудреная мистификация автора не играет большой роли?

Попробуем рассмотреть роман в контексте эпохи, но эпохи не описываемых в нем событий, а времени создания, т. е. конца 30-х годов XX века. Выше уже говорилось о том, как историки советского времени обязаны были сверять свои работы с творениями классиков марксизма-ленинизма. Писателям в этом отношении было несколько проще — никто не требовал вставлять в художественный роман цитату из Маркса или Ленина, если они ничего не писали об описываемых в книге событиях. Конечно, в предисловии «идеологически подкованный» редактор издательства находил подходящее высказывание из классиков, а то и выносил хлесткую фразу в эпиграф. Но не более того. Однако из этого правила было одно исключение — если у основоположников имелась работа, посвященная событию, то содержание книги никоим образом не должно было ей противоречить. Иначе автор мог быть обвинен в ревизионизме, а такое обвинение в 30-х годах было смертельно опасно.

Между тем среди изрядного по объему наследия «вождя мирового пролетариата» В.И. Ленина есть маленькая заметка, которая так и называется: «Падение Порт-Артура». Впервые она была опубликована 1 января 1905 года во втором номере большевистской газеты «Вперед», выходившей в Женеве. Поскольку деньги на издание газеты большевики получили от представителей японской разведки (тезис поражения своего правительства во внешней войне всегда был близок Ленину и его партии), то статья содержит восторженные дифирамбы в адрес победителей японцев:

«Прогрессивная, передовая Азия нанесла непоправимый удар отсталой и реакционной Европе. Десять лет тому назад эта реакционная Европа, с Россией во главе, обеспокоилась разгромом Китая молодой Японией и объединилась, чтобы отнять у нее лучшие плоды победы. Европа охраняла установившиеся отношения и привилегии старого мира, его предпочтительное право, веками освященное исконное право на эксплуатацию азиатских народов. Возвращение Порт-Артура Японией есть удар, нанесенный всей реакционной Европе. Россия шесть лет владела Порт-Артуром, затратив сотни и сотни миллионов рублей на стратегические железные дороги, на создание портов, на постройку новых городов, на укрепление крепости. которую вся масса подкупленных Россией и раболепствующих перед Россией европейских газет прославила неприступною. Военные писатели говорят, что по своей силе Порт-Артур равнялся шести Севастополям. И вот, маленькая, всеми до тех пор презираемая Япония в восемь месяцев овладевает этой твердыней, после того как Англия и Франция вместе возились целый год со взятием одного Севастополя».

Ей-богу, японский журналист не написал бы лучше! Но поскольку газету должны были читать не только японские спонсоры, но и агитируемые подданные Российской империи, для них был приготовлен тезис, который, с одной стороны, определял виновных в поражении, а с другой — утешал национальное чувство русских: «Не русский народ, а самодержавие пришло к позорному поражению».

Указывались и непосредственные виновники поражения:

«Генералы и полководцы оказались бездарностями и ничтожествами. Бюрократия гражданская и военная оказалась такой же тунеядствующей и продажной, как и во времена крепостного права. Офицерство оказалось необразованным, неразвитым, неподготовленным, лишенным тесной связи с солдатами и не пользующимся их доверием».

При этом находящийся в Швейцарии Ленин, разумеется, обладал очень ограниченным объемом информации о событиях на Дальнем Востоке, почти ничего не смыслил в военном деле, и его мнение о причинах поражения было сформулировано не на основании какого-либо анализа, а исходя из идеологических постулатов. Справедливости ради отметим, что Ленин и не ставил перед собой никаких аналитических задач. Он занимался агитацией и пропагандой.

Тезис вождя о вине самодержавия, а не народа цитировался в каждой статье или монографии, посвященной Русско-японской войне. Попал он и в школьные учебники истории, кратко объясняя причину поражения.

Работая над романом, посвященным обороне Порт-Артура, советский писатель не мог полностью игнорировать тезисы «основателя советского государства», более того, должен был руководствоваться ими даже в ущерб исторической правде. Стоит ли удивляться, что большая часть описанных в романе русских генералов и адмиралов выведена бездарями, трусами, а кое-кто — даже предателями? Причем чем выше пост занимал человек, тем более бездарным он (в изображении писателя) являлся, Впрочем, советский читатель, для которого царские генералы были но определению «трусливыми и бездарными», этому не удивлялся.

Менее заметным для читателя того времени и совсем незаметным для современного читателя является фактор дальнейшей биографии реальных героев, особенно их выбор в ходе революции и Гражданской войны. С точки зрения советской власти участники Белого движения, которые не сдались на милость победителя, а пребывали в эмиграции, продолжали считаться врагами. Именно этим, например, были вызваны массовые репрессии против белых эмигрантов, оказавшихся в советской зоне после окончания Второй мировой войны. Будущий белогвардеец ни при каких обстоятельствах не мог стать положительным персонажем книги советского писателя. Иначе автор рисковал нарваться на обвинение — «воспевание врагов советской власти». Поэтому те офицеры и генералы, которые после 1917 года оказались в Белой армии или эмиграции, были выведены в романе самой черной краской. Приведем три наиболее ярких примера такого очернения на страницах книги.