Крестный путь Петра Столыпина - Виктор Воронин Страница 34

В провинции это было особенно заметно. Слабая административная власть на местах – во многих случаях растерявшаяся от непривычно трудного положения, – непрерывные террористические удары по ней, несовершенство розыскного аппарата (особенно в провинции) и стремление разбитой в столице революции поднять население против власти и потому направляющей активистов в ту же провинцию, – всё это, вместе взятое, отнюдь не создавало впечатления краха революции. Ещё летом 1906 года, ко времени моего приезда в Саратов, революция никак не казалась раздавленной, и её крах видим был, очевидно, только историкам.

Я, по крайней мере, его совершенно не наблюдал… Сыпались соответствующие циркуляры. В августе 1906 года я, например, получил циркулярное письмо от директора Департамента полиции (конечно, «весьма секретное») с предложением озаботиться «на всякий случай» подысканием в городе надёжного места и лиц, у которых можно было бы в случае открытых беспорядков крупного размера спрятать наиболее важную часть секретной переписки охранного отделения (более чем характерный для понимания ситуации в империи штрих. – Авт.)».

18 июля начался вооружённый мятеж в Свеаборгской крепости под лозунгом созыва Учредительного собрания, 20 июля вспыхнуло восстание в Ревеле на крейсере «Память Азова» (который сразу решил «нанести визит» и в столицу) и совсем рядом с Петербургом – в Кронштадте. Положение стало по-настоящему угрожающим…

Сыромятников вспоминал, что в эти дни, явившись к премьеру утром, застал его в халате. «Вы нездоровы?» – спросил редактор «России». «Нет, – отвечал Столыпин, – мне сообщили ночью, что какой-то крейсер идёт бомбардировать Петербург. Я звонил по телефону целую ночь, пока удалось найти батарею и поставить её при входе в Неву, чтобы расстрелять его. По счастью, крейсер ушёл в море. Но я не спал всю ночь».

Но ещё более важным для Столыпина, чем подавить вооружённые восстания, было справиться с размахом революционного террора, против которого были бессильны артиллерийские батареи и верные присяге лейб-гвардейские полки. Революционный террор был, в первую очередь, направлен против государственных служащих с целью их деморализации. Это должно было сделать империю беззащитной перед нашествием революционных «бесов», как будто сошедших со страниц провидческого романа Достоевского. С октября 1905 по октябрь 1906 года было убито и ранено 3611 государственных служащих, по состоянию на конец 1907 года (то есть ко времени, когда Столыпин сумел подавить массовый террор) их число возросло до более чем 4500. Только в Варшаве (не слишком выделявшейся размахом террора на общем фоне) за 1906 год было убито террористами 83 полицейских и военных и 96 получили ранения.

Наибольшие потери, конечно, несло ведомство Столыпина – только в период с октября 1905 года по конец апреля 1906 года террористами было убито и ранено 671 служащего МВД.

Любой чиновник, не боявшийся выполнять свой долг, становился потенциальной жертвой террористов, что даже породило тогда анекдоты из области чёрного юмора.

Вот, например, такой: «Его Превосходительство генерал-губернатор принимал вчера у себя во дворце поздравления от подведомственных ему чинов по случаю трёхнедельного благополучного правления его краем». Не менее показателен для характеристики общественной атмосферы и ходивший среди газетчиков следующий шутливый диалог: «Секретарь газеты: «Биография нового генерал-губернатора лежит в запасе уже третий день. Разобрать?» Редактор: «Оставьте. Сразу пустим в некролог».

Даже в декабре 1906 года, когда волна террора пошла на спад, директор Департамента полиции Максимилиан Иванович Трусевич счёл возможным подать на рассмотрение министру внутренних дел проект шифртелеграммы высшим чинам местного управления (по словам директора Департамента полиции, «соизволение на которую, быть может, ныне своевременно») следующего содержания: «Г.г. Генерал-губернаторам, Губернаторам, Градоначальникам, копия Наместнику [на Кавказе]. Ввиду усилившегося террора против высших должностных лиц Государь Император при всеподданнейшем моём по сему предмету докладе изволил выразить пожелание, чтобы означенные представители власти избегали посещения таких мест и собраний, присутствие в коих не является исполнением существа прямых обязанностей службы, и командировали бы вместо себя представителей, если нахождение их необходимо по свойству собрания или торжества». Правда, Столыпин отреагировал на подобное предложение негативно и запретил вносить таким образом деморализацию в аппарат управления на местах: «Это могло бы вызвать панику среди Губ[ернато]ров. Надо просто повторить им предостережение – примите некоторое время усиленные предосторожности».

Жертвами покушений становились государственные служащие всех рангов – от простых городовых до высших гражданских и военных чинов империи. Даже дворники убивались маньяками террора за малейшую помощь полиции или только продозрение в этом. Разумеется, руководивший подавлением революции Столыпин стал главным объектом охоты со стороны террористов, с полным основанием считавших его единственной сильной фигурой в государственном руководстве. Они были убеждены, что смерть Столыпина будет означать победу революции.

Наибольшая опасность исходила от наиболее влиятельной революционной партии – Партии социалистов-революционеров (ПСР) и её Боевой организации (БО), о чём генерал Герасимов был хорошо осведомлён через своего секретного сотрудника Евно Фишелевича Азефа, возглавлявшего эту самую БО. Как вспоминал бывший начальник столичного охранного отделения: «Уже в июне месяце 1906 года центральный комитет Партии социалистов-революционеров, убедившись в том, что правительство не идет на уступки Государственной думе, принял секретное решение о возобновлении террора (после избрания I Думы эсеры лицемерно заявили о приостановке террористической деятельности, хотя реально это касалось лишь террористических актов против высших государственных деятелей, так называемого «центрального террора». На местах чиновников и полицейских продолжали убивать, но формально «без партийной санкции». – Авт.) и сразу поставил на очередь организацию убийства П. А. Столыпина (показателен приоритет ПСР. Не царя, а именно премьера. – Авт.). Азеф держал меня в курсе всех разговоров по этому вопросу в Центральном комитете. Между прочим, он справлялся о моем мнении, – как должен он, Азеф, поступить в случае, если ему предложат взять на себя руководство подготовкой этого покушения. Мои указания сводились к тому, что он должен всячески возражать против возобновления террора, но, если его старания в этом отношении не увенчаются успехом, он не должен отказываться от сделанного ему предложения – конечно для того, чтобы расстроить это покушение. Так всё и произошло… никто из боевиков не решился бы проявить свою собственную инициативу без ведома руководителя Боевой организации. В последней царила строжайшая дисциплина, введенная Азефом, – таким образом, мы имели максимальную уверенность, что нам удастся расстроить все планы боевиков, без того, чтобы они могли причинить какую-нибудь реальную опасность П. А. Столыпину, против которого удар направлялся. Столыпин после моего доклада, несколько поколебавшись, ибо он естественно опасался каких-нибудь промахов со стороны наблюдения, всё же одобрил весь этот план: не подвергая арестам революционеров, держать их под постоянным контролем и систематически расстраивать все их начинания».