Константин Великий - Аркадий Малер Страница 34

Секрет успеха Диоклетиана заключался в том, что вопреки «священной» традиции при захвате власти каждого нового императора устраивать акцию тотального унижения и ограбления их бывших неприятелей Диоклетиан в этой смуте не отнял ни у кого «ни имущества, ни славы», как писал о нем историк Аврелий Виктор (IV в.). При довольно либеральном отношении к подданным, во всяком случае на фоне предшествующих узурпаторов, Диоклетиан вдруг совершил то, что вполне ожидали от любого нового правителя в те времена, а именно — объявил себя единоличным правителем Империи и отменил принципат, как смешную фикцию. Действительно, если уже скоро как три столетия звание «первого среди равных» консула означает пустую формальность, то зачем обманывать себя и других людей? Мы можем вспомнить, что многие императоры начинали и заканчивали свое правление с самопревозношения до небес, но все они действовали в рамках фиктивного права и сохраняли его преемникам.

Диоклетиан отменяет эту фикцию и вводит новую систему, которую историки назовут «доминат» от основного обращения, которое новый правитель вслед за Аврелианом ввел в отношении себя — dominus, то есть «господин» или «государь», предполагающую на тот момент, что все остальные люди становятся его слугами и рабами. Конечно, это был полный конец западного римского республиканизма и максимальное приближение к восточному деспотизму. Обращаться к себе формулой «dominus et deus» («господин и бог») требовали еще Домициан и Аврелиан, но у Диоклетиана это стало официальной традицией. В этой связи само понятие «император» отходит на второй план, поскольку оно все-таки имеет республиканское происхождение и означает держателя «империума», а не «божественного василевса» в азиатском смысле слова как наместника божественной воли на земле и посредника между миром людей и богов. Иными словами, такие понятия, как imperator, ceasar, princeps, — это республиканские функции, предполагающие существование определенного гражданского права. Dominus — это религиозное понятие, предполагающее существование соответствующей онтологии.

В подтверждение своего нового статуса бывший сын вольноотпущенника Диоклетиан практически скопировал этикет и эстетический антураж своего двора с восточных монархий, подобно тому, как это уже делали правители эллинистических государств. Из чисто римских элементов его нового пышного костюма можно отметить разве что пурпурный плащ — атрибут императора. В придворный церемониал отныне входило обязательное падение перед «господином и богом» ниц и целование края его одежды. Отныне комитет по сборам налогов также назывался «комитетом священных щедрот» (sacrarum largitionum).

Так Римское государство через триста лет после Августа восстановило то, чего так боялись во все его времена, что всячески прятали за другими названиями, — восстановило Римское царство. Правда, с чисто юридической точки зрения это не совсем так, потому что сама система магистратов сохранилась и Диоклетиан, соблюдая эти формальности, был девять раз консулом и двадцать два раза трибуном, но какое и для кого это имело теперь значение? Другая правда заключается в том, что это новое царство нельзя в полной мере назвать римским — резиденция Диоклетиана находилась в Никомедии, столице Вифинии в Малой Азии, том самом городе, где юный Цезарь учился восточному этикету у царя Никомеда. Сам Рим Диоклетиан не любил и практически не бывал там, хотя много сделал для собирания и укрепления его территорий.

Однако при всем декларативном монархизме Диоклетиана уже в 285 году он официально объявляет при себе… цезаря, которым становится его давний соратник и единоплеменник Максимиан, а в следующем, 286 году за подавление восстания багаудов (крестьян-повстанцев) в Галлии новый цезарь получает титул августа. Поскольку сам Диоклетиан прибавил к своему длинному императорскому имени величание Jovius (Юпитеров), а август Максимиан величание Herculius (Геркулесов), то последний известен также по имени Максимиан Геркулий. Подобно иным своим предшественникам, оба августа разделили Империю пополам: Диоклетиан, естественно, решил управлять восточной частью с центром в Никомедии, а Максимиану Геркулию предложил западную часть с центром в городе Медиолане (Милане). Как мы помним, в истории Рима не раз случались подобные разделения сфер влияния, и с управленческой точки зрения они абсолютно оправданны — Римская империя была слишком обширным государством, чтобы одновременно успевать думать о том, что происходит на ее разных концах в эпоху, когда кроме лошадей и парусных кораблей более быстрого способа передвижения по земле не существовало. Более того, есть еще одно обстоятельство, вынуждавшее политическое пространство Средиземноморья периодически раскалываться на две части, — это лингвистическая разница между его Востоком и Западом. Греция, Фракия и все азиатские провинции Империи говорили на греческом, а вся Западная Европа и Иллирия, соответственно, на латинском языке. Греческий язык также преобладал на юго-восточном побережье Италии и Сицилии, сохранившись с тех пор, когда эти территории назывались «Великой Греций». На Африканском континенте Египет и Ливия говорили на греческом, а Карфаген и Мавритания на латинском. Заметим, что географическая и лингвистическая обособленность Средиземноморского Запада от греко-восточного, эллинистического мира имела своим последствием, с одной стороны, его большую защищенность от азиатских культурных влияний, а с другой — длительное отставание от грекоязычного мира в философско-богословском контексте. Даже такие столпы Западной Церкви III века, как святой Ириней Лионский и святой Ипполит Римский, писали по-гречески, а сама Библия была переведена на латынь только в 384 году святым Иеронимом Стридонским. Поэтому даже на уровне интеллектуальной культуры между Востоком и Западом Средиземноморья пролагала существенная граница.

В 293 году Диоклетиан осуществляет фундаментальное нововведение, которое в гораздо большей степени повлияет на ход европейской истории, чем все его реформы, вместе взятые, — он делит Империю уже не на две, а на четыре зоны ответственности, что называется «тетрархией» (власть четырех). Для этого Диоклетиан и Максимиан пригласили себе в соправители двух самых авторитетных полководцев римской армии, назначенных отныне цезарями, — Галерия и Констанция Хлора, отца будущего императора Константина. Самое интригующее в этом неожиданном нововведении было обещание Диоклетиана уйти в отставку вместе с Максимианом черед двадцать лет и передать власть новым цезарям. Предполагалось, что отныне каждые двадцать лет бывшие цезари будут становиться августами, назначать новых цезарей, а через двадцать лет делать их августами и уходить в отставку, в то время как новые августы будут еще на двадцать лет назначать новых цезарей, и эта система преемственности тетрархии обеспечит Империи стабильность.

Для закрепления политического единства каждый полководец должен был развестись со своей женой и породниться с августами, что для эпохи династических отношений было в порядке вещей: если интересы безличного государства, народа, рода по определению важнее личных отношений, то пожертвовать одной женой и обрести другую считалось вполне нормальным. Да и кто из политиков языческой страны мог упрекнуть их в том, что ради головокружительного повышения социального статуса они отказались от своих жен?

Галерий развелся со своей супругой и женился на дочери Диоклетиана Валерии, получив в управление Иллирию, а фактически все Балканы. Констанций Хлор развелся со своей супругой Еленой — матерью Константина — и женился на падчерице Максимиана Феодоре, получив в управление Галлию и Британию.