Моя война с 1941 по 1945 - Алексей Фёдоров Страница 34

В утренних сумерках мы миновали деревню, направились в городок Аш, чтобы там сесть на поезд до Хассельта. Недалеко от деревни, рядом с дорогой, размещалась зенитная батарея, при виде которой мы с Яшкой переглянулись. Опасное соседство! Я не помню, сколько километров было до Аша, но мы пришли туда до восхода солнца. Всю дорогу я кашлял, а в поезде кашель стал еще сильнее. Микроклимат вагона раздражал горло, привыкшее к наружному холодному воздуху.

Мы сошли в Хассельте и почти тут же сели на брюссельский поезд. Народу было много, все были одеты по-рабочему. На лицах ни тени улыбок, ни веселого блеска в глазах, в вагоне почти полное молчание. Из-за этой тишины мой кашель казался оглушительным. Я нервничал, но сделать ничего с собой не мог.

Поражало хладнокровие Гертруды. Бледная, с тонкими чертами лица, она сидела напротив нас и безучастно смотрела в окно. Ее сосед уткнулся в газету. Людей много, и мест всем не хватало. Многие молча стояли.

В Брюсселе Гертруда купила билеты до Можа и уточнила расписание. До отхода экспресса Брюссель – Париж было четыре часа.

Гертруда предложила пойти в город. Ей нужно было кое-что купить, и, хотя до открытия магазинов оставалось два часа и лучше было посидеть на вокзале, мы пошли бродить по городу.

– Так спокойней, меньше шансов навлечь подозрения, – объяснила Гертруда.

Центр Брюсселя был похож на торговый центр Москвы: Петровка, Неглинная, Кузнецкий Мост…

Мы бродили среди спешащих столичных жителей и с опаской поглядывали на встречных немцев и полицейских.

После почти двух лет лагерей и побоев пребывание в европейской столице напрягало нервы и вызывало безотчетный страх. Мы справлялись с ним, но всё же спина чувствовала неприятный холодок, когда навстречу шли фельджандармы с цепью на шее и огромной бляхой на груди.

Наконец, открылись магазины, и мы вслед за Гертрудой вошли в большой универмаг. Стараясь не отставать от нашей вожатой, мы в то же время не спешили: Гертруду интересовали почти все отделы и их витрины. А мы напряженно следили за Гертрудой – не потеряться бы. И всё-таки потерялись! Уже не холодок, а пот прошиб нас. Потеря могла оказаться роковой. Билеты были у Гертруды, как и деньги и, вероятно, кое-какие знакомства в Може. Если мы ее не найдем или она не придет к поезду, придется самостоятельно выбираться из города и держать путь на юг пешком. В этом варианте риска было слишком много.

Не торопясь, мы обошли весь этаж универмага. Гертруды не было. Решили быстро обойти следующий этаж и в случае неудачи двигаться на вокзал и ждать ее около поезда. Номер вагона мы запомнили. Гертруды не оказалось и на следующем этаже. Мы вышли из магазина и по памяти направились на вокзал. Ориентировались неплохо, так как на всякий случай запоминали повороты на пути к универмагу.

Вот и вокзал. Но где может стоять наш поезд? Как ни опасно, но перед выходом на продольную крытую платформу спросили у контролера по-немецки:

– Где экспресс Брюссель – Париж?

Контролер показал рукой, и мы вдоль решетки, мимо других контролеров, которые пропускали к поездам, пошли к той платформе

Остановились недалеко от контролера, пропускавшего пассажиров на экспресс. Сердце учащенно билось. Мы не разговаривали, вглядывались в лица пассажиров. Я смотрел в одном направлении, Яшка в другом. До отправки все меньше минут, а Гертруды нет. Я уже мысленно начал готовить себя к походу из города, когда Яшка потянул меня за рукав. Оглянувшись, я увидел почти бежавшую к нам Гертруду. Когда до отхода поезда оставалось не более пяти минут, она подошла к нам и сказала: «Быстро!» Мы побежали вдоль состава. Вот и третий вагон, Гертруда предъявляет билеты, и мы уже на местах.

От волнения хотелось поговорить, но Гертруда прижала палец к губам, и мы стали разглядывать соседей по купе. Их было трое: две знакомые друг с другом женщины непонятного возраста и неопределенных лет мужчина, глядевший в окно. Кашель не оставлял меня и явно раздражал соседей. Но до Можа доехали благополучно. Когда мы выходили из поезда, солнце стояло еще высоко, и было тепло. Не торопясь, следуя за Гертрудой, мы дошли до южной окраины города. Гертруда, заглянув в бумажку и открыв калитку какого-то дома, велела пройти за ней. Навстречу вышла хозяйка, поздоровалась с Гертрудой и позвала всех в дом.

Пока мы ели на кухне, Гертруда и хозяйка прошли в соседнюю комнату. Мы съели суп и жаркое (обед был горячий и обильный, мы подумали – не ждали ли нас здесь?), а женщин всё не было. Наконец они вышли. Хозяйка начала готовить бутерброды в дорогу, а Гертруда подала нам тонкую ученическую тетрадь, в которой были написаны фразы по-немецки и (как она догадлива, эта Гертруда) по-французски.

Эта тетрадь облегчила нам передвижение по Франции, а ведь до нее, до желанной, было всего-то 10–12 километров.

Мы расцеловались с Гертрудой (на глазах ее были слезы), она нас благословила, простились с хозяйкой, поблагодарили ее и вместе вышли из дома. Провожать нас женщины не стали.

По гран-рут Брюссель – Париж мы двинулись к бельгийско-французской границе. Светило солнце, клонясь к западу, зеленела трава, и настроение у нас соответствовало погоде. Мы не знали, как далеко граница, но помнили, что по дороге ее переходить нельзя. Где-то надо было расстаться с дорогой, но очень не хотелось шлепать по мокрой глинистой земле: и тяжело, и долго. Мы шли, болтали, но зорко смотрели вокруг. На дороге почти не было движения. Лишь один раз проехал грузовик с бидонами да легковая машина с немцами – ее появление заставило сжаться в тревоге сердце, но все обошлось благополучно. Я не помню, сколько селений мы прошли, но вот вдали показались дома, которые, по нашим расчетам, находились близко к границе. Там следовало произвести разведку. На наше счастье, от деревни в нашем направлении ехал велосипедист. Вот у него-то мы и спросим. Но каково нам было увидеть, что велосипедист – чернорубашечник-дегрелевец с автоматом на шее! Усилием воли мы заставили себя идти навстречу с равнодушными лицами. Что он сделает? Остановит? Он тоже заметил нас издалека и при приближении пристально посмотрел. Ноги наши стали ватными, когда он поравнялся с нами и остановился. Мы заставили себя идти, не оглядываясь, но наши уши не только все слышали, но и «видели». Они «видели», как дегрелевец посмотрел нам в спину и… поехал дальше. От сердца отлегло, но оно, бедное, билось как у спринтера на финише. Мы двигались медленнее, надо было прийти в себя.