Крымский щит - Вячеслав Демченко Страница 34

— Возле котельной… — старик, не глядя, ткнул рукояткой кнута через плечо. — Там, где труба. Всё у вас, господа-товарищи? Поспешаю я, да и не знаю больше ничего…

Старик вновь подобрал одной рукой вожжи, другой распустил кнут.

— Погоди, отец… — придержал телегу Сергей. — Скажи сперва, как ты собирался драпать, зажав хвост, от таких молодцов, как мы? (а позади уже появился из-за камня Володя, не больно грозный с виду, но с вполне убедительным автоматом в руках, да ещё и с гранатой за поясом). — Уж не на этой ли кляче царя Македонского?

И тут Хомутов совершил непростительную ошибку. Обидно сделалось за своего Орлика, справно служившего в учебном артдивизионе в Балаклаве вплоть до того несчастного случая, когда там то ли пороховой склад взорвался, то ли ещё чего бахнуло… В результате армия потеряла отменного парнокопытного бойца, а Хомутов приобрёл верного друга и собеседника, тем более замечательного, что Орлик после взрыва в артдивизионе был глух, как прокурорская совесть, но, не в пример оной, дружелюбен.

— Да не будь он калеченый, Орлик-то, он бы сейчас эх, как воевал бы!.. — разворчался вдруг старик, как-то пропустив мимо ушей недоброе замечание Серёги, направившегося воровской походкой к достаточно упитанному коняге, которого заведомо незаслуженно обозвал клячей.

— А мы ему сейчас такой шанс предоставим… — похлопал по крутому, лоснившемуся трофейным шоколадом, конскому боку Везунчик. — Да, Орлик?

Орлик покосился на него из-под густой чёлки и скептически фыркнул.

Впрочем, он напрасно себя недооценивал…

Высоко взбрасывая передние ноги, он скакал по грудам битого кирпича и брустверам заросших воронок, каким-то образом умудряясь по-прежнему не поднимать головы с развевающейся смоляной гривой.

То ли видеть не хотелось Орлику бесперспективной своей будущности, то ли, напротив, всматривался опытный конёк в неприметные тропки, проложенные в развалинах рачительными коккозцами, топавшими по кирпич, шифер или другой какой стройматериал.

К понуканиям и правлению Сергея Хачариди, стоявшего в телеге во весь рост, беспробудно глухой Орлик прислушивался исключительно задницей — ляжками и крупом, которые Серёга яростно оглаживал кнутом, позаимствованным у старика. Так что залихватский разбойничий посвист производил впечатление только на карателей.

Те как-то разом бросили стрелять, приседая в укрытиях и выворачивая назад головы, провожая изумлёнными взглядами телегу, которая неслась по развалинам, грозясь рассыпаться в пух и прах.

С грохотом подкидывая задок, задирая трещотки колёс, точно как Орлик задние копыта, телега пронеслась прямиком через залегших румын, так и не успевших сообразить, что это оно такое было…

Прямо Илия в колеснице — вот какой там был возничий.

Вроде бы в штормовке маскировочной такой же, как и у них, и вроде бы матерится по-свойски: «Дутен!..», но, если ясно куда, то кого посылает, совершенно неясно. И отчего этот «румын» в кавалерийских, с кожаным седалищем, галифе, которых и не у каждого эскадронного увидишь? Да и нет тут никаких кавалерийских частей. И вообще какое может быть доверие к амуниции в партизанской войне? И так уже только что рядовых Василеску и Гаврилиу подстрелили ни за хвост собачий…

А что господа офицеры?

А у господ офицеров, как всегда, разлад.

Румынский подполковник Миху, оскорблённый тем, что операцию по захвату диверсионной группы возглавил какой-то лейтенант немецкой полевой жандармерии, бежит, пригибаясь, вдоль цепи стрелков наперерез телеге и орёт, чтобы не стреляли. Вознице орёт или своим стрелкам? Непонятно.

Немец же, напротив, лично взгромоздился на колясочный БМВ-32 и, подняв мотоциклетные очки на каску, лягнул рычаг акселератора.

Унтер-пулемётчик в коляске дёрнул на себя затвор МГ, повёл ребристым кожухом ствола, пытаясь поймать «колесницу».

Но… Как только тяжелый мотоциклет распинал ржавые бочки и взобрался на ближайшую кирпичную насыпь, латунный жетон с распластанным орлом на груди пулемётчика пробили чёрные дыры, из которых засочились вишенные струйки.

Унтер помотал головой и осунулся лбом на ложе приклада. А тут и с плеча лейтенанта сорвало алюминиевую косицу погона, и сам он свалился куда-то набок…

Будто лихая махновская тачанка прыгала по ухабам и рытвинам, сея грозу и страх. Из-под рогожи на задке телеги частил и плевался огнём пулемёт, выбивая перед залёгшими карателями пыльные фонтанчики.

Как при такой тряске Володька умудрился скосить жандармов, он и соврать не сумел бы. Но скосил ведь…

С принадлежностью «чёртовой колесницы» всё стало ясно, но как-то поздно. Она уже скрылась за сиренево-рыжими отвалами позади котельной.

— Товарьищ! Товарьищ! — схватился Родриго за сбрую взмыленного Орлика.

— Румын, что ли?! — опешил Серёга, присев на облучке, не столько, впрочем, от удивления, сколько от цвиркнувшей над головой в штукатурку пули.

После того как словак из дивизии «Быстра» снабдил его «шкодой» [13], он уже мало чему удивлялся, но всё-таки…

— Вы «Еl guerrilleros»? Партизаны, да? — больше с мольбой об утвердительном ответе, чем просто с вопросом, смотрел парнишка в глаза Хачариди.

— А вы кто? — высунулся из-под рогожи раскрасневшийся, как из парной, Володька.

— El comunista espanol, sovietico, — затарахтел горячечно Родриго. — Viva la revolution! [14]

— И тебе того же… — спрыгнул с облучка Серёга. — Ты что, по-русски совсем не рубишь?

— Нет, почему? Понимаю, конечно… — смутился парнишка. — Просто…

— Понятно… — кивнул Хачариди. — Обос… Переволновался, в общем. Много вас тут?

— Ещё командир, он ранен, много крови потерял… — потащил его за рукав Родригес к развалинам котельной, но Серёга вырвался.

— Володька, помоги малому! — распорядился он, выхватив у Володи пулемёт и жестянку с обоймами. — А я пока этих постращаю…

…А испанцев мы вытащили. Вывезли на телеге почти до того же самого места, где ты её отнял у старика на дороге. Почти все патроны расстреляли, отгоняя настырных румын, которым ну очень хотелось достать то ли нас, то ли испанцев. Орлик тянул и тянул, и только когда увидел хозяина, подогнул передние ноги, а потом свалился и забился в агонии. Не знаю даже, сколько в него пуль попало…