Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа - Уильям Майкл Гир Страница 34

Махрай

Йосеф задремал, сидя верхом на лошади, которая медленным шагом шла по дороге, ведущей к Гофне. Этим вечером они добрались до общины ессеев, где ему почистили и перевязали рану на плече. Боль немного утихла, но он до сих пор ощущал запах гноя и крови, исходящий от раны.

Впереди него на лошадях ехали трое юношей, члены братства Омывающихся на рассвете, которые, правда, сменили свои традиционные белые одеяния на менее бросающуюся в глаза одежду из коричневой мешковины. Сам Йосеф оделся в скромную красную тогу римского образца. Поскольку он с одинаковой легкостью разговаривал на греческом и латыни, то при случае мог сойти за римского гражданина, путешествующего с тремя рабами.

Измученный, он пытался спать верхом, но конь постоянно переходил с шага на рысь, и эти рывки отзывались болью в ране. Открывая глаза, он видел перед собой виноградники и селян, махавших им руками. Поля окаймляли кедры, самшит и акации, между которыми во множестве росла ежевика, создававшая хорошую живую изгородь. Насыщенный благовонными ароматами ветер доносил до его ушей блеяние коз и рев верблюдов.

Йосеф уронил голову на грудь и снова прикрыл глаза. Перед его взором замелькали образы людей, ныне мертвых, вперемешку со сполохами света, напоминающими колышущийся эфод. Такую одежду, вытканную из тончайшего льна, прошитую синими, пурпурными и алыми нитями и украшенную золотой фольгой, носили лишь священники самого высокого ранга.

Погружаясь в сон, он задумался. Почему перед его глазами снова и снова появляется эфод? Не желает ли его душа открыть ему какую-то тайну?

В его ушах послышался низкий мелодичный голос. Он становился все более громким, все более различимым…

— Я знал, что ты придешь, Йосеф.

Я иду вслед за ним, уперев руки в бедра. Сумерки дымной вуалью спустились на долину Кидрон. Все вокруг: и утес из известняка, усеянный гробницами, и толстая каменная стена, построенная по приказу Ирода, чтобы хранить Град Давидов, постепенно приобретает угольно-черный цвет. Масляные светильники, горящие в окнах домов, отбрасывают свой мерцающий свет на склоны холмов, ветер доносит исходящий от них сладковатый запах.

Иешуа сидит на корточках, в пяти шагах от меня, что-то вырезая на камне. Он даже не взглянул в мою сторону, его руки терпеливо, со знанием дела продолжают свою работу. Молоток бьет по резцу, вонзающемуся в мягкий известняк, на поверхности которого уже различим какой-то символ. Иешуа одет в белое одеяние и сандалии, а его черные волосы и борода сверкают, будто только что вымытые.

— Марьям сказала мне, что ты будешь здесь, равви. Она беспокоится за тебя.

На секунду склонив голову, он смотрит на основание скалы, где огромный камень закрывает вход в гробницу.

— Мне нужно было некоторое время побыть одному. Сегодня было… непросто.

Я шумно выдыхаю.

— Твои поступки возмутили Совет семидесяти одного. Тебе следует официально принести извинения и попросить о надлежащих в таких случаях действиях.

— Совету наплевать, что Храм превратился в логово воров, место, где торговцы обирают нищих. Иначе они бы прекратили это.

— Совету не наплевать, будь уверен. Торговцы продают товары и жертвенных животных лишь в одном портике Храма. Они входят в Храм нечистыми, а ведь входить запрещено, даже если ноги не омыты от пыли. Совет понимает, что твои действия естественны и законны, вот только выполнены неправильно. Ты спровоцировал бунт.

Я делаю глубокий вдох, чтобы продолжить.

— Об этом известно Риму. Уже после твоего ухода им пришлось прислать солдат, чтобы утихомирить людей. Убиты три римских солдата, арестованы несколько зелотов.

Иешуа на мгновение задумывается. Затем он вздыхает и снова берется за инструменты, сбивая твердый выступ на камне. Наконец он смахивает с камня пыль и оглядывает сделанную работу.

— Равви, попытайся посмотреть на это с точки зрения Синедриона. Слухи множатся. Толпа готова принять всякого, кто поведет их против римлян и его прислужников. Они кричат: «Осанна сыну Давидову», «Благословенно грядущее царствие Давида, Отца нашего». Они верят в то, что ты из рода Давидова, и…