Мелочи архи..., прото... и просто иерейской жизни - Михаил Ардов Страница 34

Маститый протоиерей В. Б. рассказывал мне об одной замечательной сцене, которой когда-то был свидетелем. Произошло это в начале шестидесятых годов. По какому-то делу он пришел к епископу Леониду Можайскому, викарию Московской епархии. Впоследствии — Митрополит Рижский и Латвийский (Поляков). И тут вдруг к Владыке явилась целая депутация женщин из какого-то подмосковного прихода.— Владыка, пришлите нам другого батюшку.— А ваш-то чем плох? — спрашивает епископ. — Пьет он, что ли?— Нет, он у нас в рот спиртного не берет.— Плохо служит?— Служит хорошо, проповеди нам читает...— Так в чем же дело? Почему вы его не хотите?— Уж очень мал ростом...Тут архиерей рассвирипел:— Вон отсюда, нахалки!.. Я вам по росту еще подбирать буду!

В 1982 году Ярославский Митрополит Иоанн перевел меня с одного прихода на другой. Народ на новом месте привык ко мне довольно быстро, но там была группа, которая желала возвращения моего предшественника.И вот как-то вызывает меня к себе секретарь Митрополита и показывает мне письмо, в котором некоторые мои прихожанки просят меня убрать и вернуть им прежнего священника.— Берите это письмо, — говорит мне секретарь, — они все тут подписались, и вы их возьмите себе на заметку...— Нет, — говорю, — батюшка, я этого письма брать не буду...— Как? — удивляется он. — Почему?— А потому, что это — женщины. Сегодня они очень любят его, а завтра точно так же будут любить меня...И, конечно же, вышло по-моему.

Чтобы читатель не принял вышеизложенное за хвастовство или самовозношение, я приведу здесь слова одного старого батюшки, который, бывало, говаривал:— Если березовое полено облачить в фелонь, а сверху надеть на него камилавку — у него сразу же появятся поклонники.(Читай — поклонницы.)

Известно, что на Руси самый почитаемый угодник Божий — Святитель Николай Мирликийский. Это относится и к нашим бедственным временам, а среди тех, кто питает к Святому особенное доверие, есть не только церковные, но и совсем дикие люди.(Тут надобно заметить, что у этого Святителя два дня празднования — день преставления (6/19 декабря), т.н. “Никола зимний”, и день перенесения мощей (9/22 мая), т.н. “Никола летний”.) И вот некая женщина заявила священнику:— Я никакого Бога не знаю... Я верю только в “Николу летнюю” и в “Николу зимнюю”, и обе мне помогают.

Зашли как-то к деревенской старушке два бродячих художника, которым очень надо было подработать. Поглядели они на божницу и говорят хозяйке:— А икона Николы у тебя есть?— Как же! Есть, родимые, вот она...— Так ведь это у тебя — “Никола летний”. А где же у тебя “Никола зимний”?Бабка всполошилась, а они говорят:— Давай мы тебе напишем икону, будет “Никола — зимний”.— Сделайте милость...И вот они написали ей Святителя Николая в шубе с меховым воротником и в шапке.Бабка радехонька, заплатила им, а “образ” на божницу поставила. Зашел как-то раз к ней местный священник, посмотрел и изумился:— Это что же у тебя тут такое?— Это, батюшка, у меня — “Никола — зимний”... Вот “летний”, а этот — “зимний”...— Сними, — распорядился батюшка, — и в печке сожги.

В одном храме была большая икона — “Страшный Суд”. Господь — грозный Судия. Ангелы, сонм праведников, толпы грешников, влекомых в Ад, черные фигурки падших духов, словом, сюжет известный. И вот заметили, что некая старушка ставит перед этой иконой свечку таким образом, что она горит прямо перед одной из черных фигурок...— Ты кому это свечку ставишь? — спросили ее.— А что? — старушка даже и не смутилась. — Еще неизвестно, куда попадешь... Может, и в Ад угодишь... А своего “человечка” везде иметь надо...

— Здравствуй, батюшка, я пришла.— Здравствуй. Очень хорошо, что пришла. Что скажешь?— Я объявляю голодовку.— Как? Для чего? Против кого?— Против Бога.— А ты что — очень рассердилась на Бога? Обиделась?— Нет: просто похудать хочу.

К священнику подходит прихожанка и говорит:— Батюшка, благослови меня на подвиг юродства.А батюшка, который ее довольно хорошо знал, говорит ей с предельной откровенностью:— А зачем тебе подвиг юродства? Ты и так дура.Женщина обиделась и нашла себе другого духовника.

В книге, которую я уже цитировал, “Семьдесят семь православных коанов”, есть несколько эпизодов, вполне пригодных для этой главы. Например, такие монологи и диалоги:Прихожанка рассказывает:— Я уже давно заметила: как пойду на всенощную в день Преподобного Серафима Саровского, так меня Бог всегда наказывает...

Две бабушки разговаривают в храме:— Порасселись тут, узлов понаставили...— Спаси ж тебя Господи!— Нет, это тебя спаси Господи!..

— Хотели мы съездить одну болящую помыть, да вовремя вспомнили, что в тот день Казанской иконы праздник — грех большой работать, ну и не поехали...

— Вначале ее в церковь затащили, и ей там жутко понравилось. А потом она меня туда затащила, и мне там тоже жутко понравилось...

Женщина средних лет с клироса:— А вчера на меня такая тоска напала — замуж хочу!Матушка-алтарница:— Терпи, Господь за нас как терпел! Какие Ему гвозди вбивали в руки!..

Диалог двух женщин в притворе семинарского храма:— Ты куда идешь? Там людей нет — одни семинаристы.— Я причаститься.— Да у них и причастие учебное...

Когда я служил на сельских приходах в Ярославской епархии, мне довелось познакомиться с одной замечательной в своем роде песней. Надо сказать, ее помнили наизусть практически все мои немолодые прихожанки. Я не поленился и записал слова этого своеобразного “шлягера”, он представляется мне любопытным свидетельством о вкусах и нравах отдаленной эпохи.

Вот этот текст.

В небе сияла луна серебристая,

Ветер слегка поддувал,

Речка тихонько журчала волнистая,

Лес будто что-то шептал.

Мы в этот миг с ней сидели в объятиях,

Слушали песнь соловья,

Мне не забыть этих милых лобзаний,

Я буду их помнить всегда.

Долго мы с ней под сиренью сидели,

Быстро пред нею я встал,

Щечки у ней, словно розы, алели,

Пред ней на колени упал.

Правую руку на сердце положил,

“Я вас люблю”, прошептал.

Горячее сердце в тот миг встрепенулось,

Я горько пред ней зарыдал.

“Не плачь, друг мой милый, тебя умоляю,

Ведь я тебя тоже люблю.

Давно, уж давно по тебе я страдаю,

А быть я твоей не могу.

Отец мой священник, ты знаешь прекрасно,

А ты, милый мой, коммунист,

Советскую власть он не любит ужасно,

Он ярый у нас монархист.

Твоею он быть не позволит, я знаю,

Перечить отцу не хочу.

Отца своего я люблю, уважаю,