Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика - Гиора Ромм Страница 33

В середине дня дверь отворилась и, как я и думал, в комнату вошли Саид и Азиз. Азиз хотел получить всю информацию про Тель-Ноф. Он даже принес с собой план базы. План был местами правильный, местами нет. Взлетно-посадочные полосы были отмечены правильно, прочие службы и здания — совершенно не на месте. Мы начали разговор об авиабазе, с которой я, будучи молодым пилотом, действительно был не слишком хорошо знаком. Азиз хотел узнать множество безумных вещей, о которых я не имел ни малейшего представления. В какой-то момент мы зашли в тупик. Азиз хотел знать, сколько на базе топливозаправщиков. Мои слова, что я этого не знаю, он пропускал мимо ушей. Я же не счел нужным ему сказать, что, в отличие от системы наземной заправки египетских ВВС, в Израиле используют не топливозаправщики, а другие методы.

Только сейчас, после сотен часов допросов, я наконец понял, что египетские дознаватели полагают, что в израильских ВВС все устроено точно так же, как и в египетских. (С небольшими различиями, которые нужно выяснить в ходе допросов.) Поэтому Азиз снова и снова возвращался к вопросу о топливозаправщиках.

— Сорок три заправщика, — наконец сказал я.

Он записал число на листе бумаги, лежащем перед ним, и сказал: «Вот видишь, оказывается, есть вещи, которые ты знаешь, но не говоришь». Он был совершенно прав. Я не сказал ему, что окончил летный курс номер 43 и что я снова вернулся к системе с использованием чисел, имевших для меня определенный смысл, чтобы их легче было запомнить.

Азиз продолжал спрашивать меня про Тель-Ноф, ни разу не вспомнив, что поймал меня на лжи. Он просидел до вечера и был достаточно дружелюбен. В комнате царила приятная атмосфера, и мы даже вместе поужинали, как стемнело и Азиз смог разговеться. Он выглядел как человек, у которого свалилась с плеч огромная тяжесть. Еще бы: он разоблачил легенду о герцлийском аэродроме, а теперь сможет предоставить своему начальству подробное описание базы в Тель-Нофе.

Я со своей стороны не мог почувствовать себя настолько же довольным. Разговор о Тель-Нофе причинял мне боль, и я не мог не думать о Гиоре Эпштейне, «короле неба», поскольку именно из-за заметки о нем мне довелось пережить все то, что я пережил за последние восемь дней. Чтобы восстановить свое положение, хотя бы в собственных глазах, я перешел к личным вопросам. Азиз мог быть старшим по званию, но я решил, что пришло время высказать ему свои жалобы.

К примеру, я упомянул о пятидесяти пяти днях, которые, по словам доктора Абсалема, должны пройти, прежде чем с левой руки снимут гипс, и заявил, что они не предоставляют мне необходимого лечения. Я повторил свое требование встретиться с Буазаром. Я сказал, что мои простыни давно не меняли. И даже позволил себе заявить, что египетская еда отвратительна и что с момента своего появления здесь я не получил ни одного яйца.

— Может быть, в Египте попросту нет яиц? — добавил я, не обратив внимания, что меня, кажется, немного занесло. Дело было накануне ужина. И когда принесли еду, я увидел, что в меню было добавлено яйцо! (Пусть даже самое мелкое яйцо, какое мне доводилось видеть.) У меня возникло ощущение, что, несмотря на Тель-Ноф и новые направления, которые принял допрос, что-то изменилось в мою пользу.

Когда Азиз и Саид ушли, последний скоро вернулся с новой посылкой из Израиля. В ней были сладости и некоторые личные вещи. Он также дал мне две незаполненные открытки Красного Креста, чтобы я мог написать в Израиль, сказав, что заберет их завтра. В посылке я нашел роликовый дезодорант фирмы «Old Spice», и поскольку еще пованивал, смазал им большую часть тела, насколько это позволял мой гипс. Затем я прочел «Шма» перед сном, и лег спать, не зная, что будет дальше.