Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники - Александр Доманин Страница 33

Прежде чем продолжить рассказ о деяниях будущего владыки монголов, не лишним будет напомнить, что как раз следующее двадцатилетие жизни Темучина очень трудно встроить в реальную хронологию. Наш наиболее достоверный источник — «Сокровенное Сказание» — вплоть до 1201 года не дает вообще никакой датировки, указывая только последовательность событий. Возможно, в ряде случаев и сам автор имеет весьма приблизительное представление о промежутках между событиями монгольской истории XII века. Эпизоды предваряются очень неопределенными формулировками: «вскоре после этого», «затем», «как раз в это время» — и так до § 141, где автор указывает, что поставление Джамухи в гурханы произошло в год Курицы, что соответствует 1201 году. С этого времени хронология становится точной — надо полагать, потому, что автор (которым, более чем вероятно, был Шиги-Хутуху) с этого момента уже полностью соразмеряет события с собственной жизнью. Период же от пленения Борте меркитами (событие это произошло около 1182 или, может быть, 1183 года) до избрания Джамухи — это просто череда более или менее последовательных событий.

Еще меньше для установления точной хронологии этого периода дает труд Рашид ад-Дина. Сам иранский историк упоминает, что обстоятельства жизни Темучина в подробностях и погодно неизвестны вплоть до достижения им сорока одного года; кроме того, «Джами ат-таварих» буквально переполнен анахронизмами, которые окончательно запутывают ситуацию. Не лучше обстоит дело и с третьим главнейшим источником — китайской летописью «Юань ши», в которой первая точная датировка относится лишь к 1202 году (поход на татар). В реальности это создало проблему так называемых «темных лет», о которой уже говорилось выше, и привело к тому, что у разных современных исследователей даты монгольской истории порой расходятся на десять, а то и на пятнадцать лет. Сегодня установить безупречно точную хронологию не представляется возможным, поскольку опираться можно только на косвенные данные. Тем не менее, комплекс этих косвенных свидетельств, а именно: возраст детей Темучина, возраст его соратников — как старых, так и вновь пришедших, упоминание Чжао Хуна о десятилетнем пленении Темучина и некоторые другие дали автору этой книги возможность построить свою версию хронологии монгольской истории — версию, которая позволила если не снять, то хотя бы значительно уменьшить противоречия, а главное, решить проблему «темных лет».

Основным элементом, влияющим на новую систему датировки происходящих событий, является авторское допущение о том, что с 1186 до 1196 года Темучин находился в чжурчжэньском плену, как это утверждает Чжао Хун в «Мэн-да бэй-лу». В других источниках это не подтверждается, разве что у Рашид ад-Дина есть несколько намеков на возможный длительный плен Темучина то ли у меркитов, то ли у тайджиутов. Тем не менее, вариант пленения монгольского хана цзиньцами — а точнее, его выдача цзиньцам — представляется вполне вероятным. Некоторым косвенным подтверждением этого служат даты рождения его сыновей: Джучи — 1183 (или 1184) год, Джагатай — около 1185 года, Угедэй — единственный, возраст которого достоверно известен — 1186 год. После этого — значительный перерыв: по китайским источникам, четвертый сын Чингисхана, Тулуй, родился в 1193 году. Заметим, что из этой последней даты одни историки делают вывод, что чжурчжэньского плена просто не могло быть, другие — что Тулуй не был сыном Чингисхана. Однако это противоречие кажется надуманным. Не стоит представлять себе плен Темучина у цзиньцев как пребывание в земляной яме или тюремной камере-одиночке. Если хан монголов-нирун и оказался в плену у чжурчжэней, то для них он был важен в первую очередь как заложник, гарант «правильного» поведения монгольских племен. А это вовсе не требует какого-то особо жестокого содержания: главное, чтобы пленник не мог убежать. Это, в свою очередь, означает, что к нему могли приезжать и люди из степи, в том числе и Борте — в конце концов, Северный Китай находился не на другой планете. Так что возможный чжурчжэньский плен Темучина и принадлежность Тулуя к Чингизидам никак друг другу не противоречат. Более того, сам Тулуй (точнее, легенда о его знаменитом предсказании) является важнейшим свидетелем того, что этот плен действительно был, и именно в указанные годы. Тулуй, как известно, в детском возрасте предсказал возвращение отца из плена. В 1196 году ему как раз было три года, так что если Темучин вернулся домой в этом году, то легенда абсолютно правдива. Другие же аргументы в пользу определенной датировки событий будут, по мере необходимости, представлены ниже.

Пластинчатый доспел азиатских кочевников XIII в.

А теперь вернемся в сожженный меркитами аил, к чудом спасшемуся Темучину. После естественного чувства радости по поводу спасения собственной жизни к монгольскому нойону пришло и ощущение тяжелой утраты: его жена, его любимая Борте — в плену. К чести Темучина надо сказать, что он ни в коей мере не смирился с потерей. Здесь он, пожалуй, впервые проявил ту черту характера, которая, в первую очередь, и сделала его Чингисханом: стремление добиваться своей цели любой ценой и всегда идти до конца. Как только вернулись посланные им за меркитами соратники, Темучин вместе с братьями Джочи-Хасаром и Белгутэем поехал в Черный бор на Толу, к своему названому отцу Тогрил-хану Кераитскому. Просьбу о помощи Тогрил выслушал, горем Темучина проникся, соболью доху вспомнил (и не один раз, видно, очень понравился ему подарок) — и предоставил ему военную поддержку в виде двух воинских туменов. Но как опытный полководец, он, кроме того, посоветовал Темучину обратиться к его другу детства Джамухе — вождю джаджиратов. Джамуха, которого уже в эти его молодые годы многие стали называть «сэчен», то есть «мудрый», также обладал значительной военной силой и имел среди монголов репутацию выдающегося полководца. Так что помощь его в столь серьезном деле была никак не лишней.

Между тем, получение этой помощи было делом далеко не простым. Темучин и Джамуха не виделись больше восьми лет, детские клятвы о кровном побратимстве подзабылись, да и велика ли цена детским обещаниям вечной верности, когда речь идет о таком серьезном и трудном деле? Собольей шубы Темучин Джамухе не дарил, никаких отношений не поддерживал, и потому сам к побратиму не поехал, а отправил Хасара с Белгутэем в качестве просителей. Конечно, он тщательно проинструктировал братьев, что и как говорить: напомнить о кровном родстве («мы — одного роду-племени») и побратимстве, а главное — сказать, что Тогрил-хан дает на святое дело два тумена и прочит Джамуху в руководители всего похода. Правда, при одном небольшом условии: джаджират должен предоставить равноценную воинскую силу, то есть два тумена.

«Сокровенное Сказание» утверждает, что просьбу своего аньды Джамуха воспринял очень близко к сердцу, пообещал разобраться с меркитами без всякой пощады и освободить Борте. Джамуха действительно разразился длинной героической речью, обещал забросать меркитов шапками, но под конец умный джаджират как бы невзначай добавил, что может предоставить только один тумен, а еще один должен собрать сам Темучин из людей своего улуса. Прямо об увязке своей помощи с этим условием он не сказал, но, как говорится, умному достаточно.