Драма в Восточной Пруссии. Судьба 1-й русской армии генерала Ренненкампфа - Николай Постников Страница 33

Ночью совсем недавно уснувших офицеров эскадрона, расположившихся на ночлег в хуторском доме, разбудил вестовой из штаба полка. Войдя комнату, он произнёс в темноте ровным голосом: «Вашему Высокоблагородию приказание».

При тусклом мерцающем свете только что зажжённой свечи, командир эскадрона прочитал приказ: «К деревне Акерау ^[181] (что в 12 километрах к северо-востоку от Вас) должна была сегодня подойти дивизия нашей пехоты. Немедленно вышлите офицерский разъезд с целью 1) сообщить в её штаб обстановку и 2) настоятельно просить о её немедленном содействии нам — наступлением на Удерванген ^[182]. Никаких кроки ^[183] или записок о расположении и составе наших войск при себе не иметь. Всё хранить в памяти.

С рассветом выслать второй офицерский разъезд на деревню Либенау ^[184]. Задача — наблюдение за дорогами между железнодорожной линией и болотом Целау. Срок до 12 часов дня».

Задание для первого «разъезда» было крайне опасным. Чтобы добраться до штаба дивизии, «разъезду» предстояло пройти через сплошное немецкое сторожевое охранение. Другого пути не было. По очереди в наряд должен был идти Г.Г. Христиани, но Г.А. Гоштовт и другой офицер Чебышов воспротивились, считая, что из-за сложности поставленной задачи всё должен решить жребий. Несмотря на отчаянные протесты Г.Г. Христиани, офицеров поддержал командир эскадрона. Это был и акт благородства со стороны гвардейских офицеров, и попытка перехитрить судьбу, но война всё сама расставила по своему беспощадному усмотрению, и обмануть её ещё никому и никогда не удавалось. Возможно, что-то подобное почувствовал в то мгновение и Г.Г. Христиани, но он ничего не сказал. Промолчал. Дав возможность распорядиться своей жизнью жребию. Жребием стал платок с узелками.

Г.А. Гоштовт, Г.Г. Христиани и Чебышев — все разом дёрнули за концы платка. Г.Г. Христиани выпало остаться в охранении, Чебышеву — наблюдать за дорогами, Г.А. Гоштовту — ехать в штаб дивизии. Корнет тут же приказал седлать коней. Семь кирасир были в его распоряжении. Г.Г. Христиани вышел на улицу проводить Г.А. Гоштовта. «С неба, будто сквозь сито», падал «мелкий холодный дождик». Было темно и промозгло. Помолчали. Г.Г. Христиани подошёл к лошади корнета и, похлопав её по шее произнёс: «Хорошо она тебе служит; удачное приобретение ты сделал». На том и простились. Корнет подал знак, и разъезд тронулся со двора, тут же скрывшись в темноте.

Небольшой отряд Г.А. Гоштовта, пробираясь через немецкое охранение и передовые части, дважды натыкался на вражеские заслоны и небольшие отряды. Но его разъезду удавалось, как и четыре дня назад после взрыва железнодорожного моста под Прейсиш-Эйлау, уйти от неприятеля, благодаря хорошим лошадям, непролазному лесу, в котором его отряд скрылся от преследования, и везению, которое нелишне на войне.

На рассвете в какой-то момент казалось, что разъезд попал в окружение и уже нет спасения, но уходя от противника, Г.А. Гоштовт вовремя приказал свернуть в самую гущу леса, чем и спас свой отряд. Враг не преследовал их.

Когда, скрываясь от погони, отряд очутился, в глуши леса, все семь кирасир, осадив лошадей, остановились напротив корнета. В неожиданно наступившем тягостном молчании Г.А. Гоштовт услышал биение своего сердца. Он медленно поднял глаза и, взглянув в лицо своим солдатам, увидел их растерянность. И тогда он понял, что он, и только он, сейчас отвечает за свою и их судьбу, и что прямо сейчас необходимо принять решение, чтобы дать почувствовать этим растерявшимся людям, что жизнь их ещё не на грани смерти, что они ещё живы и могут выйти из окружённого врагом леса, и вывести их должен он корнет Г.А. Гоштовт. Только «во мне, (были. — Н.П.) — написал он об этом мгновение в своём дневнике, — сосредоточены все их надежды, всё упование».

В этот день Провидение хранило Г.А. Гоштовта и его людей. Пробираясь по лесу, отряд наткнулся на дом лесника, который и вывел их, минуя немецкие патрули и разъезды в расположение русских войск. В благодарность корнет дал леснику серебряный рубль «случайно оказавшийся в кармане, (и. — Н.П.) …отпустил его домой». Г.А. Гоштовт выполнил задание.

Иначе распорядилась судьба жизнью и смертью Чебышева и Г.Г. Христиани. Утром 18/31 августа немцы перешли в наступление против дивизии Н.Н. Казнакова, вынудив её оставить свои позиции под угрозой окружения. Лейб-гвардии кирасирский полк, также с боем отступил на новый рубеж обороны.

В том утреннем бою Чебышев со своим разъездом попал в окружение, а Г.Г. Христиани был убит, как-то совсем нелепо, если нелепой вообще может быть смерть на войне.

Отступая под артиллерийским огнём противника, эскадрон мчался галопом по лугу. В этой бешеной скачке не все заметили широкую канаву при дороге, в которую со всего маху и угодило несколько кирасир, но лошади, несмотря на усталость, сами вынесли кавалеристов наверх. Эскадрон вышел из-под огня противника. Как раз тогда, когда казалось, что всё удачно разрешилось, Г.Г. Христиани решил проверить, не остался ли кто в этой канаве, и на виду наступавших немцев повернул обратно, приказав даже своему вестовому Коху не следовать за ним.

Это были последние мгновения жизни совсем ещё молодого, двадцатидвухлетнего корнета Георгия Христиани ^[185]. Раздался взрыв ранее «клюнувшей» в землю и разорвавшейся только сейчас шрапнели. Корнет и его лошадь были тут же убиты наповал. Отступавший эскадрон даже не смог забрать тело Г.Г. Христиани, и кирасиры не увидели, как подошедшие к канаве немецкие пехотинцы склонились над ней, с любопытством рассматривая труп убитого русского офицера.

Как никогда не смогли узнать они и о том, что через несколько месяцев, в далёком Петрограде академик А.Н. Крылов, прочитав статью в «Новом времени», идя по улице, будет рассказывать как раз о такой шрапнели и о несуразностях русской цензуры генерал-майору М.Е. Грум-Гржимайло.

Когда вернувшись в расположение эскадрона, Г.А. Гоштовт узнал, что Г.Г. Христиани убит, он подумал о прошлой ночи, когда Г.Г. Христиани, выйдя его провожать, похлопал по шее лошадь и сказал: «Хорошо она тебе служит; удачное приобретение ты сделал». Кто из них мог знать тогда, что это было прощание навсегда. «Это были последние его слова, что я слышал, — записал в дневнике Г.А. Гоштовт, тронутый смертью своего старого товарища, — последние навеки…»