Генерал Ермолов - Владимир Лесин Страница 33

В наступление пошла сначала итальянская дивизия Ж.Б. Брусье, а за ней французская Ш.Л. Морана. Уже изготовилась к броску королевская гвардия Е.Н. Богарне. Ее «полки строятся во взводную колонну. Легкие отряды открывают путь, за ними идут гренадеры, стрелки и драгуны. Радость, гордость, надежда сияют на всех лицах… В шуме падающих бомб и гранат, непрестанного свиста железа и свинца раздаются крики: «Да здравствует Император! Да здравствует Италия!»

Такими словами передал предчувствие победы скромный офицер Великой армии Цезарь Ложье.

Дивизия Ж.Б. Брусье была отброшена, но авангард дивизии Ш.Л. Морана под началом бригадного генерала Ш.А. Бонами ворвался на батарею Н.Н. Раевского.

Ермолов, спешивший во вторую армию с тремя конно-артиллерийскими ротами, обратил внимание на то, что защитники батареи, расстреляв все заряды, оставив восемнадцать орудий, в беспорядке отступают. Алексей Петрович понимал, к каким гибельным последствиям может привести потеря этой важной высоты. Он взял из резерва четыре пехотных полка и, бросая перед солдатами горсти знаков Военного ордена, увлек их в штыковую атаку.

Алексей Петрович вспоминал:

«Бой яростный, ужасный продолжался не более получаса: сопротивление встречено отчаянное, высота отнята, орудия возвращены, и не слышно ни одного ружейного выстрела.

Израненный штыками, можно сказать снятый со штыков, неустрашимый бригадный генерал Бонами был пощажен; пленных не было ни одного, из всей бригады спаслись бегством немногие…»

Неустрашимого генерала Шарля Августа Бонами Ермолов отправил в Орел к своему отцу Петру Алексеевичу, которого «просил иметь о нем особенное попечение».

Потери были огромные. Вместе с Ермоловым в контратаке участвовал начальник артиллерии первой армии генерал-майор Александр Иванович Кутайсов. Его лошадь вернулась в лагерь без седока, «седло и чепрак на ней были обрызганы кровью и мозгом». Через некоторое время и Алексей Петрович получил контузию, что заставило его покинуть Курганную высоту.

Возвращением Курганной высоты, утверждал Николай Николаевич Муравьев-Карский, «Ермолов спас всю армию».

О подвиге Алексея Петровича писали в своих воспоминаниях многие русские участники сражения и французский генерал Филипп Поль Сегюр. И лишь один Лев Николаевич Толстой поставил его под сомнение. Офицер гвардейской артиллерии Авраам Сергеевич Норов, исследуя документальную основу романа «Война и мир», счел «даже неуместным возражать» писателю, ибо отважный генерал-лейтенант возглавил контратаку на глазах у всей армии.

Граф Л.Н. Толстой, бесспорно, — великий писатель, но в России были и великие полководцы (М.И. Кутузов, М.Б. Барклай-де-Толли, например), а они дали высокую оценку подвигу А.П. Ермолова. Поэт-партизан Д.В. Давыдов тоже неплохо разбирался в военном деле, и он писал:

«Все беспристрастные свидетели этого побоища громко признают Ермолова главным героем этого дела; ему принадлежит в этом случае и мысль и исполнение».

Утвердившись на Курганной высоте, Ермолов отправил своего адъютанта Павла Христофоровича Граббе с донесением об этом успехе к Барклаю-де-Толли. Позднее будущий декабрист писал;

«Я нашел его под картечью, пешком, генерал что-то ел. С улыбающимся, светлым лицом он выслушал меня, велел поздравить Ермолова со знаменитым подвигом».

Русские готовились отразить очередную атаку неприятеля.

Королевская гвардия Евгения Богарне уже перешла через реку Колочу, но неожиданно повернула назад и поспешила вернуться назад. Что случилось?

Атаку королевской гвардии сорвал начавшийся рейд казаков М.И. Платова и кавалерии Ф.П. Уварова. Более двух часов потребовалось Наполеону, чтобы восстановить порядок на левом фланге своей позиции. Русские войска получили передышку.

Историки утверждают: за это время главнокомандующий произвел перегруппировку наличных сил, подкрепил резервами вторую армию, пришедшую в расстройство после ранения П.И. Багратиона, и защитников Курганной высоты. А вот непосредственный участник этих событий А.П. Ермолов писал, что «князь М.И. Кутузов, пребывавший постоянно на батарее у селения Горки», не понимал, «сколь сомнительно и опасно положение наше, надеялся на благоприятный оборот. Военный министр, обозревая все сам, давал направление действиям, и ни одно обстоятельство не укрывалось от его внимания». Именно М.Б. Барклай-де-Толли послал на левый фланг Бородинской позиции гренадерскую дивизию и генерала Д.С. Дохтурова, который и привел войска в порядок, а героев Н.Н. Раевского заменил свежим корпусом А.И. Остермана-Толстого.

Замечу, кстати, что Алексей Петрович до сего времени с большим уважением относился к Михаилу Илларионовичу и весьма скептически к Михаилу Богдановичу.

Отразив налет конницы М.И. Платова и Ф.П. Уварова, Наполеон приказал во что бы то ни стало взять Большой бородинский редут. Бой разгорелся с новой силой. Гром орудий заглушал ружейные выстрелы. Сил оказалось недостаточно. А.П. Ермолов был ранен. Его сменил генерал-майор П.Г. Лихачев. Ценою огромных потерь французам удалось захватить Курганную высоту, вошедшую в историю с именем Н.Н. Раевского.

Сам Наполеон, нетерпеливо ожидавший падения батареи, обороняемой солдатами Раевского, сказал тогда:

— Этот русский генерал сделан из материала, из которого делаются маршалы.

Курганная высота, когда ее заняли французы, представляла собой «зрелище, превосходившее по ужасу все, что только можно было вообразить. Подходы, рвы, внутренняя часть укреплений — все это исчезло под искусственным холмом из мертвых и умирающих, средняя высота которого равнялась 6—8 человекам, наваленным друг на друга».

Бой за Батарею Раевского принес французам лишь некоторый тактический успех. Общий же замысел Наполеона был сорван. С наступлением темноты Наполеон отвел свои войска на исходные позиции. Кутузов приказал объявить по армии, что завтра он намерен возобновить сражение, и это сообщение солдаты восприняли с восторгом, однако, получив донесение о потерях, приступил к составлению диспозиции на отступление.

Алексей Петрович дал поразительно точную оценку сражения 26 августа 1812 года:

«В день битвы Бородинской российское воинство увенчало себя бессмертною славою! Огромное превосходство сил неприятельских по необходимости подчиняло [наши действия] действиям оборонительным… Конечно, не было [до сих пор] случая, в котором оказано более равнодушия к опасности, более терпения, твердости, презрения к смерти. Успех долгое время сомнительный, но чаще клонившийся на сторону неприятеля, не только не ослабил дух войска, но воззвал к напряжению, едва силы человеческие не превосходящим. В этот день испытано все, до чего может возвыситься достоинство человека».

Вскоре после полуночи русские снялись с Бородинской позиции и двинулись на восток. 1 сентября главнокомандующий привел армию к селению Фили и сразу приказал возводить укрепления на Поклонной горе, где, как говорил, решил дать Наполеону сражение за Москву.