Унесенные за горизонт - Раиса Кузнецова Страница 33

― У меня же, дочка, окромя ее никого и не было!

― И вы подняли руку на человека, которого любили? ― изумилась я, ― вы совершили такое страшное злодеяние, а теперь плачете?

― Дак ведь утром было! Я, дочка, страшен не когда пью, а когда с похмела. Пили мы с ней вместе, и ведь знала, колченогая, ― для меня, как проснусь, должна стоять четвертинка. Такой, понимаешь, порядок... А тут проснулся, ищу ― нету! Спрашиваю, а она лежит на постели и смеется. Я, грит, сама выпила, а тебе, грит, оставить позабыла! И опять хи-хи да ха-ха! Ну, попался под руку топор, я хрясь ее по голове, кровь брызнула, а я ― бежать. Такое горе, дочка! ― и водянистые глаза заблестели слезой.

Вдруг в дверь постучался конвойный:

― Арестованный у вас?

― Да. А что такое?

― Да тут ему передачу принесли!

Гляжу вопросительно на подследственного:

― А говорили, у вас близких нет?

― Нету, нету! ― гном принялся истово креститься. ― Видит Бог, нету никого! Один я остался...

Приказываю конвойному:

― Так! Доставьте-ка сюда... того, кто там, с передачей!

Через несколько минут в камеру ввели мелкую старушку с забинтованной головой, в руках у нее был узелок; стрельнув по сторонам мышиными глазками, она шустро бросилась к старику ― обнимает его, целует, а потом ко мне:

― Милая, ты уж прости его, прости... Я, я во всем сама виновата! Знала ведь, дразнить его опасно, да не удержалась, старая дура. И поделом мне, поделом... Отпусти его, милая, отпусти!

Изумленная этой сценой, нелепостью ее просьбы, я даже растерялась, а потом стала разъяснять, что нет у меня права его отпустить, что за совершенное преступление он по закону должен понести наказание, которое вынесет суд, но оно будет уже, наверное, не таким суровым, поскольку она осталась жива и выздоровела.

Но одним делом ― об убийстве студента Горного института Нетребко ― я гордилась.

Оно было возбуждено его матерью, проживавшей в провинции. Она приехала в Москву, получив извещение о смерти сына ― в акте, составленном милицией, сообщалось, что гражданин Нетребко бросился под автобус и, отброшенный им, ударился головой о мостовую, в результате чего скончался. Дело было прекращено «за самоубийством». У матери было последнее письмо погибшего, в котором он написал, что ему удалось сделать интересное изобретение и что теперь «никакие происки набивающихся в соавторы его не испугают». Все это вызывало подозрения.

Сокурсников поразил факт быстрого исчезновения трупа из морга. Сторож морга сразу опознал покойного по фотографии и вспомнил, что его труп был взят для захоронения женщиной средних лет. В ведомости расписалась. Назвала покойного своим мужем. Это сторожа удивило ― уж слишком старой для такого молодого мужчины она показалась. Забирать труп помогали двое молодых людей ― они вынесли труп из морга и положили в грузовик. По ведомости установили фамилию женщины ― таких в Москве оказалось немного, а вдов и вовсе мало, и вскоре мы нашли подходящую. На допрос женщина не явилась. Пришлось отправиться к ней домой. Соседи по коммуналке рассказали, что она выехала на родину сразу после похорон мужа. «Как помешалась от горя. Привезла гроб, поставила в комнате, никому даже не дала попрощаться, всех гнала, криком кричала, а до этого очень плохо жили, дрались». Найденная по нашему запросу и доставленная в сопровождении милиционера женщина быстро во всем созналась. Она пришла в морг, чтобы написать согласие на «анатомичку», потому что хоронить было не на что. Двое молодых людей уговорили ее забрать из морга вместо своего покойного мужа какой-то другой труп. Вместе с ними она увезла его на свою квартиру в грузовике, в котором уже был приготовлен гроб. Молодые люди внесли его в квартиру и хорошо заплатили. Похоронила она его на Ваганьковском кладбище. Стало ясно, без эксгумации не обойтись.

В присутствии понятых вскрыли могилу. Перед нами лежал полностью сохранившийся труп молодого красивого мужчины. Судмедэксперт, кроме ушибов на теле, обнаружил под ребрами глубокую ножевую рану. Стало ясно, что Нетребко получил вначале эту рану, а уж потом попал под автобус. Может, отправиться на тот свет ему помогли соавторы? Прежде всего подумала о двух студентах, что жили с убитым в одной комнате общежития. Узнала их фамилии, запросила патентное бюро. Оказалось, от их имени поступила заявка на изобретение. Провела опознание с участием женщины, похоронившей убитого. Та сразу признала в них своих «помощников».

Вместе с Нетребко они работали над одним изобретением ― совершенствовали машину для добычи руды. Когда чертежи были готовы, возник спор об авторстве. Погибший заявил, что считает участие друзей чисто техническим, что автор изобретения ― он, поскольку идея полностью принадлежит ему, и, схватив чертежи, выбежал на улицу, где и попал под автобус.

― А откуда у него образовалась ножевая рана под ребром?

― тихо спросила я.

Они долго отпирались и «раскололись», только когда узнали о проведенной эксгумации.

Наконец один из них сознался, что в горячке спора, увидев подходивший автобус, подумал, что сейчас их товарищ уедет и увезет их труд. И ударил его ножом. С профкомом института договорились, что они, как ближайшие друзья, возьмут на себя хлопоты по похоронам; там же получили деньги для покупки гроба и грузовик. Приехали в морг; ножевая рана на теле убитого оказалась слишком заметной, и студенты испугались, что в институте ее непременно обнаружат. Увидели выпившую, плохо одетую женщину ― предложили денег и обо всем тут же договорились. В профкоме института сказали, что опоздали и что труп студента уже увезли в «анатомичку», как никем не опознанный (на самом деле, по их заявлению туда отправили мужа подкупленной женщины) ^[26].

О всех перипетиях этого запутанного дела я не без хвастовства и бравады рассказывала Аросе, иногда сгущая наиболее отвратительные детали. Когда он узнал, что я присутствовала на эксгумации, его едва не стошнило.

― Нормальные люди не должны этого видеть! Даже знать не должны! ― закричал он. ― Как ты не понимаешь! Это чудовищно! Ты же мне обещала!

Ну, что я могла против этих синих глаз? Пошла на литфак «зондировать почву». И тут мне снова повезло. Шла реорганизация литфака в Редакционно-издательский институт, что вызвало большой отсев студентов, и мне был обещан перевод. Я, не бросая юрфака, начала готовиться к экзаменам с помощью Ароси, учившегося в «Брюсовском» и прекрасно знавшего классическую и советскую литературу, и особенно западную. Остальные предметы ― философия, политэкономия ― совпадали, и я собиралась сдать их на юрфаке досрочно.