Европа в Средние века. Быт, религия, культура - Марджори Роулинг Страница 33

Герберт откликнулся на просьбу Оттона, и совместными усилиями трепетный мальчик с живым воображением и ученый церковник и политик старались не только возродить древние знания и образование, но и по мере возможности восстанавливать славу Римской империи.

К XI веку образование в основном перешло в руки белого духовенства в школах, которые развивались при соборах под контролем их епископов. Кафедральные школы в Шартре, Туре, Париже, Руане, Льеже и Утрехте были наиболее известны. На фасадах некоторых из этих соборов изображены аллегорические фигуры, символизирующие семь свободных искусств. На фасаде собора Парижской Богоматери Грамматика изображена в виде пожилой женщины с удочкой; Диалектика – со змеем мудрости, Риторика несет таблички для письма. Четверка наук представлена Арифметикой, считающей на пальцах, Геометрией с компасом в руке, Астрономией – с астролябией и Музыкой, ударяющей молоточком по связке колокольчиков.

В Шартре епископ Фулберт, ученик Герберта, помог ввести в действие систему образования, созданную его великим учителем. Фулберт всегда интересовался медициной и изложил принципы Гиппократа в стихотворной форме, чтобы студентам было легче запомнить их. «Капитулярии» Карла Великого, а также некоторые каноны и римские законы преподавались в его школе, куда ученики съезжались со всех концов Европы.

Примерно в 1140 году там учился Иоанн Солсберийский – позже ставший одним из светочей возрождения XII века. Он возмущался тем, что в современных школах грамматике уделялось так мало внимания. Иоанн утверждал, что Бернард Шартрский был одним из величайших учителей своего времени:

«… самым блестящим ученым в Галлии нашего времени. Его метод преподавания заключался в том, чтобы читать и указывать, что является простым и соответствует всем правилам. Его цель заключалась в том, чтобы давать образование в зависимости от умственных способностей учеников. Поскольку по мере постоянных тренировок память улучшается, а талант лишь совершенствуется, то он поощрял усердие некоторых учеников упреками, а других – телесными наказаниями».

Это упоминание о физических наказаниях (рис. 50) показывает, что школа в Шартре «не дотягивала» до звания университета. Дело в том, что до XV века в университетах не применялись телесные наказания. Далее, Иоанн рассказывает, что «деклинацио», то есть последнее упражнение дня, было так напичкано грамматикой, что если бы кто-то выполнял его весь год, то (если он, конечно, не полный тупица) он бы освоил все основные принципы устной и письменной речи и не смог бы остаться в неведении относительно значения общеупотребительных слов.

Рис. 50. Наказание школяра

Однако Иоанн с удивлением и грустью отмечал, что многие студенты и учителя считали своих предшественников абсолютно устаревшими:

Со всех сторон они кричат:

Куда идет этот старый осел?

Зачем нам идеи и мысли

Тех древних забытых людей?

У нас ведь есть все, что нам надо,

И мыслей довольно своих.

В Италии никогда не исчезали школы риторики, созданные по образу и подобию их древнеримских предшественниц; именно благодаря им сохранились европейские законы и политика. Здесь уцелели традиции светского образования, так как и учителя, и ученики не принадлежали к духовному сословию. Именно поэтому, когда позже школы превратились в университеты, Италия заняла первое место по уровню преподавания светских наук, а Болонья и Салерно сделались центрами изучения права и медицины, в то время как Париж оставался «королем» теологии.

Это развитие произошло в начале XII века благодаря гению нескольких великих учителей. В Болонье ими были Ирнерий и Грациан. Ирнерий, как говорят, был «гением права и первым, пролившим свет на эту науку», в то время как Грациан написал свою знаменитую книгу «Декрет». Ее целью было разъяснить некоторые из канонических законов, пункты которых касались веры, морали и дисциплины и которые были выработаны веками для регламентации управления церковью. В Париже особо знамениты были Вильгельм из Шампо и Пьер Абеляр, которые, как преподаватели философии, привлекли в свои школы тысячи студентов. Позже о Франции говорили как о «печи, в которой выпекается интеллектуальный хлеб для всего мира».

Из одного письма Абеляра становится очевидно, что между школами существовало соперничество, но это было еще прежде, чем студенты и доктора объединились в гильдии, из которых непосредственно и развились университеты. Абеляр рассказывает, что его отец «умел читать еще до того, как он прошел военную подготовку. Он так любил литературу, что хотел видеть своих сыновей грамотными, а потом уже воинами. Поскольку я был первенцем и любимцем, он уделял особое внимание моему образованию. Со своей стороны, чем больше я учился, тем больше мне это нравилось. Я путешествовал по различным провинциям, выясняя, где более развито искусство логики. Наконец я приехал в Париж, где этот предмет преподавался Вильгельмом из Шампо.

Когда я занимался с ним, то сначала нравился ему, но потом он невзлюбил меня, когда я начал оспаривать некоторые из его утверждений и иногда одерживал верх. Ведущие преподаватели были возмущены моим поведением, так как считали меня слишком юным – и по возрасту, и по годам учебы.

Наконец, положившись на свои способности… я, совсем юнец, решил открыть собственные классы и выбрал почтенный город Мелун. Вильгельм, услышав об этом, пытался отделить моих учеников от своих, прежде чем я покинул Париж. Он также пытался помешать мне заниматься преподаванием в Мелуне. Однако враги Вильгельма среди сильных мира сего поддержали меня, и его очевидная ревность привлекла многих на мою сторону, поэтому я смог достичь своей цели».

К концу XII века многие кафедральные школы превратились в университеты, в том числе в Салерно, Болонье, Париже, Монпелье и Оксфорде. Слово «UNIVERSITAS» означало «союз». Северные университеты шли по стопам Парижа, где именно преподаватели объединились в гильдии, чтобы защитить свои права. В южных же университетах Европы инициативу в свои руки взяли студенты.

В 1215 году специальным указом папы были выработаны правила существования университетов с целью избежать трений, о которых упоминает Абеляр. Одно из этих правил гласило: «Никто, не достигший 21 года от роду, не будет преподавать искусства в Париже; и он должен в течение шести лет слушать лекции, прежде чем начать читать их самому».

Применительно к теологии эти правила были еще жестче. Лектору должно было быть не меньше 35 лет, а проучиться сам он должен был не менее восьми лет. Вообще право преподавать тщательно охранялось.

В Италии главой гильдии студентов был ректор. Он соответствовал по своему положению магистрату итальянского города. Избранный студентами, а не преподавателями университета, он должен был быть церковником. О его престиже можно судить по тому факту, что в решении многих вопросов его голос перевешивал даже голос кардинала.