Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана - Бембер Гаскойн Страница 33

Такого рода описания событий примечательны для дневника, особенно в последовательном изложении, но, тем не менее, каждая страница являет нам примеры подобных интересов и опытов. Из земли выкопан еще горячий метеорит, и у Джахангира появляются мечи с добавлением метеоритного железа; производятся иссечения дыхательного горла птиц, чрева змеи, проглотившей зайца, внутренностей убитого льва – с целью найти чисто физическое объяснение его необычайной смелости; особенно большие предметы – например, огромный персик, преподнесенный Джахангиру, или баньяновое дерево – измеряют и записывают результаты. В дневнике есть рассуждения о сиамских близнецах, о животных-альбиносах, о происхождении географических названий, о сроке беременности у слоних; прослышав, что битум способствует сращению сломанных костей, император сломал ногу цыпленку, но обнаружил, что заживление перелома не ускорилось, хотя, как добавляет он, вероятно, битум был несвежий. Долгая история о философском камне [40]приводит Джахангира к инстинктивному умозаключению: «Мой разум не приемлет этот рассказ. Я считаю, что все это лишь заблуждение». Когда это возможно, Джахангир проверяет свои суждения на практике: к примеру, он не доверяет распространенному мнению, что бараны бодают друг друга по причине зуда, вызываемого червем у них в рогах; однако, как выясняет император, «точно такие черви заводятся и в рогах у овец, но поскольку овцы не бодаются, подобное утверждение неверно». Для него типичен рационалистический скептицизм, и потому, когда он посещает гробницу, в которой, по слухам, происходят чудеса, первый вопрос, обращенный к служителю, звучит так: «А каково истинное положение дел?»

В дополнение к записи собственных впечатлений Джахангир пользовался помощью своих художников, некоторые из них сопровождали его повсюду. Когда он сам сделал прекрасное словесное описание индюка, которого ему подарили (о сережках под клювом «можно было бы сказать, что индюк украсил себя красными кораллами»), то велел художникам нарисовать птицу, пояснив при этом: «Хотя царь Бабур и описывал в своих воспоминаниях некоторых животных, он никогда не приказывал художникам изображать их. Если животные казались мне очень необычными, я и описывал их, и приказывал художникам их рисовать в «Джахангирнаме» [то есть в дневнике императора. – Б. Г.], дабы удивление от прочитанного о них возросло». По той же причине, увидев тяжко больного старика Инаят-хана, который выглядел ужасающим образом, Джахангир велел уложить его перед художниками с тем, чтобы этот смерти подобный облик был запечатлен. Больной и вправду скончался на следующий день.

Свою любознательность Джахангир унаследовал от отца, и в «Акбар-наме» описаны случаи, когда император пускался в расспросы по поводу некоторых феноменов или странностей. Но Акбара привлекали загадочные явления с намеком на метафизику, и он радовался, если результаты опыта указывали на божественное вмешательство; к примеру, попытка вырастить детей, которые не слышали бы ни одного человеческого слова, кончилась огорчительной неудачей, поскольку дети оставались немыми, в то время как предполагалось, что умение говорить должно было снизойти на них божественным соизволением. Отличительной чертой Джахангира был его эмпирический рационализм в сочетании с почти экстатическим откликом на обычные явления природы, когда он восторгался чудом цветущего дерева, а подойдя ближе, – чудом каждого распустившегося цветка. Император, несомненно, отнесся бы с полным пониманием к тем ученым джентльменам, которые за тысячи миль от его страны и тридцать лет спустя после его смерти собрались в Лондоне, чтобы основать Королевское общество. [41]

Тем, что Джахангир мог уделять столько времени подобным предметам, он обязан стабильному положению в стране, доставшемуся ему в наследство от отца. Первые семнадцать лет его правления были временем беспримерного спокойствия в центральных провинциях, если не считать одной вспышки в самые первые годы. То был мятеж его сына Хосрова, подавленный Джахангиром с необыкновенной решительностью. После своего вступления на престол в октябре 1605 года новый император благоразумно разлучил двух своих самых влиятельных противников, установив мирные отношения с Хосровом и оставив его при дворе, а Мана Сингха, дядю Хосрова по материнской линии, отправил управлять далекой Бенгалией. Однако существование практически под домашним арестом, естественно, раздражало Хосрова, и полгода спустя, в апреле 1607 года, он выехал из крепости Агры под предлогом посетить место упокоения Акбара в Сикандре, в пяти милях от Агры, после чего, набирая по пути сторонников, двинулся на север и запад мимо Дели к Лахору. Он безуспешно осаждал Лахор, когда имперская армия нахлынула из Агры и легко справилась с ним. Царевич и два его ближайших приспешника пытались бежать через реку Чинаб, но лодочник отказал им в помощи. Затем, пытаясь перебраться на другой берег сами, они по неосторожности застряли на мели посреди реки и сидели там в печали, дожидаясь, когда их схватят. Их отвезли к Джахангиру в сад возле Лахора. Во времена Хумаюна при таких семейных оказиях обе стороны проливали слезы, но Джахангир не проявил ни малейшей слабости, определяя наказание. Оба приспешника царевича были зашиты в снятые вместе с головой и ушами сырые шкуры только что зарезанных быка и осла и в таком обличье посажены на ослов, лицом к хвосту. Их возили по городу весь день; под воздействием жаркого солнца шкуры высохли и съежились, один из мужчин умер от сильного сжатия и удушья (это жестокое наказание не было изобретением самого Джахангира, но с давних времен применялась в Индии, впервые, как утверждает традиция, по отношению к первому мусульманскому завоевателю Индии Мухаммеду в 714 году). Самого Хосрова усадили на слона и заставили двигаться по улице, по обеим сторонам которой были установлены колы, и на каждом из них принимал мучительную смерть один из участников мятежа.

То был ужасающий сценарий Джахангира, свидетельствующий, что этот человек был маниакально и изобретательно жесток. Некий англичанин, посетивший его двор, пришел к выводу, что император «с чрезмерным восторгом к крови» наблюдал с балкона за тем, как слоны затаптывают приговоренных к смерти преступников – то был обычный в Индии способ смертной казни. Разумеется, Джахангиру был присущ садизм, как и многим другим владыкам с неограниченной властью, однако причудливые способы наказания, соответствующие характеру совершенного преступления, придумывал не он один. Они были столь обычны, что как бы возводились в ранг царских шуток и забав. Скажем, Тимур приказал трусу пробежать босиком по всему воинскому лагерю в женской одежде, Акбар велел отрубить стопы ног человеку, укравшему пару башмаков, и это вполне соответствует случаям, когда Джахангир отправил слугу, разбившего фарфоровую чашку, за другой такой же в Китай, а убийцу матери приговорил к умерщвлению укусами змей. Кстати сказать, жестокости представителей династии Великих Моголов достаточно редки по сравнению с жестокостями их современников-мусульман в южной части Индии и в Турции или христиан во многих местах земного шара в ту эпоху.