Генерал-фельдмаршал Голицын - Станислав Десятсков Страница 33

— Только французский берег мы не охраняем. Ведь, как ни странно, христианнейший король Франции Людовик XIV ныне ближайший друг и союзник турецкого султана… — Рыцарь пожал плечами: таковы чудеса истории!

В это время матрос, сидевший в бочке на мачте и наблюдавший за горизонтом, вдруг закричал:

— Галеры! Алжирские галеры!

Вдали и впрямь показались две точки, которые быстро росли и превращались в алжирские корабли.

Борис Петрович знал уже по рассказам, что алжирские пираты самые страшные морские разбойники в Западном Средиземноморье. Формально они подчинялись алжирскому правителю — бею, а тот в свою очередь был подвластен турецкому султану, но на деле алжирский бей редко подчинялся султану, а пираты — те вообще никого не слушались!

Две легкие пушчоночки на фелюгах, конечно, не могли спасти путников от пиратских галер, и все же боярин стал готовиться к бою: приказал всем своим гайдукам разобрать ружья и сам вооружился двумя большими седельными пистолетами.

— Ну что, Алексей, будем биться или пойдем в полон к алжирскому бею? Боюсь, тогда тебе вдругорядь веру менять придется, из новоявленного католика превратишься в правоверного мусульманина… — насмешливо заметил Борис Петрович своему изрядно перетрусившему секретарю. Сам боярин был тверд, спокоен и готов к бою.

Но, к счастью путешественников, вдруг поднялся ветер; капитаны легко уловили его в косые паруса, и фелюги понеслись яко гончие псы на охоте, далеко оставляя за собой тяжелые галеры. Рыцарь был прав: самым верным средством от нападений пиратов был быстрый ход.

Однако резкий ветер все боле усиливался и из союзника скоро превратился в жестокого неприятеля. Все море покрылось пенными бурунами, и волны стали перехлестывать через низкие борта корабликов. Капитан приказал убрать паруса, но и это не уменьшило качку — корабль мотало как щепку.

Вот здесь-то почти все московиты испытали острую морскую болезнь. Многие из них попадали на днище, бледные и зеленые. Сам Борис Петрович, держась за мачту, тоже позеленел, чувствуя подступающую тошноту. Думал: уж лучше открытый бой с пиратами, чем эти морские мучения.

И вдруг стоявший рядом с ним рыцарь, которого шторм совсем не брал, показал рукой: вот она, Мальта!

Борис Петрович глянул и ахнул: как сказочное диво, поднимался из пучины морской, стоящий на скалистом острове, белый град — с высокими башнями, грозными крепостями, куполами соборов.

Морское волнение стихло — входили в спокойную гавань.

* * *

Еще за два дня до приезда Шереметева великому гроссмейстеру Мальтийского ордена Луиджи Боргезе доставили из Рима строжайшее предписание: принять московского боярина со всевозможными почестями. Поэтому с берега Шереметев и его свита были сразу доставлены в роскошный гостевой дворец, где все уже было готово к Приему: накрыт пышный стол, уставленный дарами моря, чистым бельем были застланы турецкие диваны, на которые и повалились измученные морской болезнью московиты.

На другой день великий гроссмейстер отдавал честь боярину, первым посетил Шереметева, спросил, все ли ему удобно во дворце.

В разговоре гроссмейстер расспрашивал о далекой Москве, о последней войне с турком, взятии Азова. Спросил, много ли турок лично убил боярин при штурме Кази-Керменя. Борис Петрович смутился, потому как при штурме сидел на барабане на пригорке, сам шпагой в бою не размахивал и давал токмо приказы.

— У меня на эфесе шпаги двадцать зарубок, по числу убитых неверных. А всего у меня таких шпаг — двенадцать! — гордо усмехнулся Боргезе. Был он сед, но еще крепок, лицо украшено страшным шрамом от турецкого ятагана. — Эскадра мальтийских рыцарей сражалась еще при Лепанто [19]вместе с испанским флотом, когда был положен конец морскому владычеству османов. С тех пор их эскадры не рыщут по Западному Средиземноморью, разве что баламутят еще воды алжирские пираты. С ними прежде всего и борются наши корабли! — объяснил великий гроссмейстер Шереметеву.

— Наш государь тоже завел флот на Азовском море. Дай срок, и на Черном море поднимем свои морские стяги! — поделился Борис Петрович с Боргезе.

— Рад, что московиты тоже стали мореходами. Наслышан от рыцаря Коллеони, что и вы, боярин, не убоялись алжирских злодеев. На днях весь наш флот выйдет в погоню за пиратами. Я дам боярину под команду лучшую галеру «Иоанн Златоуст», — пообещал на прощание великий гроссмейстер.

Борису Петровичу после этого любезного приглашения деваться было некуда. Хотя и помнил о морской болезни, но взошел на борт «Златоуста», когда мальтийцы вышли в море.

Впрочем, на сей раз боярину повезло. Море было спокойным, а когда на горизонте показались алжирские фелюги и мальтийские галеры погнались за ними, алжирские кораблики ушли от тяжелых галер. На головной галере великий гроссмейстер поднял сигнал «поворот». Борис Петрович, а точнее, стоящий рядом на капитанском мостике рыцарь Коллеони с поворотом искушенно справился, и Златоуст» встал в общую линию и вошел в гавань.

За сей искусный маневр, а также за неустрашимость боярина, готового лично идти на абордаж алжирских судов, Борис Петрович на рыцарском пиру был объявлен искусным флотоводцем и отважным рыцарем. Дважды рыцари поднимали за боярина шумный поздравительный — тост, и дважды гремели в его честь пушки. А еще через неделю, получив о том указ от великого инквизитора из Рима, гроссмейстер произвел Бориса Петровича в кавалеры Ордена мальтийских и родосских рыцарей, надев ему на шею золотой Мальтийский крест и набросив на плечи широкий рыцарский плащ.

По возвращении в Москву в феврале 1698 года Шереметев угодил на похороны царского любимца Франца Лефорта и сразу выделился в траурной процессии своим рыцарским одеянием. Царев денщик, Алексашка Меншиков, страшно ревнуя боярина к званию мальтийского рыцаря и особливо к кресту и цепи из чистого золота, громко и насмешливо вопросил окружающих: уж не посол ли Мальтийского ордена пожаловал к нам в Москву? — но тут же закусил язык от строгого царского взгляда. Петр был доволен своим посланцем, и Венеция, и Римский Папа, и мальтийские рыцари собирались продолжать войну с османом. Так что даже без Речи Посполитой и Габсбургов у России оставались еще союзники, поджигавшие Оттоманскую империю с другого конца.

Доволен царь был и рыцарским званием для своего полководца: в Мальтийский орден принималась только отборная европейская знать, так что ныне и нас к ней сопричислили.

Борис Петрович же был рад, что повидал столь многие страны, принят был везде с честью и уважением в все поручения царские выполнил по мере возможности. Само собой, льстил его тщеславию и титул почетного кавалера Мальтийского ордена. Только вот своих денег на всю эту, поездку куда как много ушло! Как подсчитали старшие приказчики, то за голову схватились: издержки боярина составили 24 500 золотых рублей. Борис Петрович тоже вздохнул, но потом по-боярски махнул рукой: что ни говори, а поддержал он государеву честь, показал Европе, что я в России есть благородные вельможи! Деньги же дело наживное, да и мужики на что?