20 лет дипломатической борьбы - Женевьева Табуи Страница 33

* * *

Восемнадцатого января 1933 года Поль-Бонкур срочно созывает нескольких журналистов на Кэ д’Орсэ.

У главного подъезда министерства они сталкиваются со специальным представителем маршала Пилсудского. Одетый в туго стянутое на талии пальто, в цилиндре, новый министр иностранных дел Польши полковник Бек ждет свою машину… Он только что вручил Поль-Бонкуру личное письмо маршала с настойчивой просьбой сообщить мнение Франции относительно своевременности превентивной войны против Германии. Пилсудский пишет о пяти польских армейских корпусах, которые в случае необходимости могли бы вступить в Восточную Пруссию и остановиться на Одере, в то время как Франция должна была бы оккупировать часть Рура, а Англия – лишь ожидать второго этапа операции.

Ничего нового для посвященных! Они знают, что письмо составлено весьма провокационно, с целью вызвать отказ. Этот отказ должен послужить Пилсудскому и особенно министру иностранных дел полковнику Беку предлогом, для того чтобы срочно приступить к политике тесного сближения Варшавы с Берлином.

Полковник, машина которого еще не появилась, бросает на журналистов мрачные взгляды.

В то самое утро в связи с первой официальной поездкой полковника Бека в Париж французская пресса в крайне недружелюбном тоне сообщила разоблачающие данные относительно его истинного лица. Все эти сведения относились к 1921–1923 годам, когда Бек, еще совсем молодой человек, был военным атташе в Париже. Президент Масарик уведомил тогда французское правительство, что оно должно остерегаться этого молодого атташе.

Французское правительство тотчас же решило устроить ловушку. Оно направило к Беку агента, якобы работающего на Италию, который спросил его, не мог ли бы он продать для Италии документы, касающиеся обороны Франции.

Французское Второе бюро постаралось затем устроить так, чтобы фальшивые документы, которые, однако, внешне казались чрезвычайно важными, попались на глаза полковнику Беку.

Спустя некоторое время полковник Бек уступил их за солидное вознаграждение мнимому итальянскому агенту.

Французское правительство было поставлено в известность об этом. Оно ограничилось лишь тем, что попросило председателя Совета министров Польши – в то время им был генерал Сикорский – отозвать своего военного атташе, но не сообщило о действительной причине отзыва, давая таким образом повод предполагать, что речь идет об увлечениях женщинами, азартными играми и спиртными напитками, ибо полковник Бек отдавал дань своей природе.

Короче говоря, в то утро появление машины вывело из затруднительного положения полковника Бека, пришедшего в бешенство при виде насмешливо рассматривавших его журналистов.

Журналистам, которых тотчас же провели в кабинет Поль-Бонкура, явно раздраженный премьер-министр сказал:

– В Бурбонском дворце поистине слишком мало озабочены происходящей в Германия революцией. Депутатов занимает лишь неминуемое падение моего правительства! Поезжайте-ка в Берлин и напишите оттуда несколько хороших статей, чтобы общественное мнение представило себе подлинное положение вещей.

Берлин, 20 января.

На каждом шагу, на вокзале и на улицах, здоровенные парни с наглым видом протягивают большие, как котелки, копилки. Они собирают милостыню для самих себя, ибо партия Адольфа задолжала десять миллионов марок и ее члены находятся в отчаянном положении.

В дипломатических кругах считается хорошим тоном подшучивать над Гитлером, которого, как говорят, генерал фон Шлейхер сумел приручить.

– Гитлер, – говорят во французском посольстве, – напоминает одного из тех старых господ из психиатрической больницы, которые с важным видом поверяют вам, что они являются папами, императорами или даже Иисусом Христом.

В английском посольстве больше не верят в возможность прихода Гитлера к власти.

* * *

Отель «Адлон». В часы послеобеденного чая, когда оркестр переходит от исполнения «Веселой вдовы» к музыке из «Сумерек богов», журналисты и иностранцы обмениваются новостями.

Царит таинственная, заговорщическая атмосфера. «Осторожно, он нацист!» – шепчут вам, указывая на кого-нибудь.

Во всех уголках полицейские. Уверяют, что в комнатах установлены микрофоны. Телефонные разговоры записываются на пластинки. А на большом камине в холле гостиницы еще стоит бюст Вильгельма II, над которым возвышается императорский орел, вечно простирающий свои крылья над миром!

* * *

Бывший министр Вильгельма II фон Кюльман – тот самый, который сказал императору 2 августа 1914 года: «Ваше величество, первый пушечный выстрел произведен, и вы уже побеждены», – снова пророчествует, возглавляя вечером в своем роскошном особняке в Тиргартене старомодную трапезу.

– Всюду вам будут говорить, что фон Шлейхер – это именно тот человек, который нужен в настоящее время. Не верьте этому! История моей страны вырисовывается. В Германии сила находится в руках тех, кто владеет государственным аппаратом.

В тот же самый вечер фон Шлейхер удерживает в своих руках то, что Кюльман называет «государственным аппаратом», всего лишь в течение нескольких часов. В Кёльне фон Папен только что заключил союз между крупными банками, юнкерами, крупными промышленниками и Гитлером.

* * *

Тревога все же внезапно охватывает иностранные посольства. Андре Франсуа-Понсэ обеспокоен.

– Основа демократических режимов – это средний класс, – заявляет он. – А здесь его больше нет. Совсем нет. Положение во многом сходно с положением в России в момент революции!

На Вильгельмштрассе генерал фон Шлейхер, сидя за своим огромным канцлерским столом, силится установить равновесие между интересами и страстями, вступившими в конфликт.

– Я более всего доволен тем, – говорит он, – что Грегор Штрассер только что порвал с Гитлером из-за разногласий по религиозному вопросу. «Мой социализм – это Кёльнский собор», – заявил он Гитлеру, указывая тем самым, что он является убежденным противником всякого антисемитизма. Это событие решающего значения, которое дает мне право еще надеяться на будущее.

* * *

Обедая с Отто Штрассером, братом Грегора Штрассера, в ресторане «Унтер ден Линден», я говорю ему: «Шлейхер даже дал мне понять, что он держит Гитлера в своих руках!»

Заказав обед без масла и мяса – так как существовали определенные ограничения, – Штрассер отвечает:

– Ну что ж, если Гитлер действительно у него в руках, то он хорошо бы сделал, покрепче сжав руки, пока еще не слишком поздно!

Но было слишком поздно! Фон Шлейхер дал мне тогда свое последнее интервью! Между Гитлером и националистами в этот самый момент происходили неслыханно резкие столкновения.

И в вихре событий 27 января нацисты и националисты пришли к соглашению. 28 января Шлейхер подает в отставку; 30 января Гитлер представляет Гинденбургу декрет, возлагающий на него, Гитлера, «во имя защиты народа и государства» обязанности канцлера Германии. Гинденбург подписывает декрет.