Княжна Тараканова. Жизнь за императрицу - Марина Кравцова Страница 33

Ядро пролетело над головой Алехана. Подскочил белый как платок гардемарин Белосельский, в ужасе крича:

– Ваше сиятельство! Ваше сиятельство!

Он, казалось, искал надежного спасения от ядер и пуль у человека, бывшего его кумиром, которому со слезами и благословениями вручили его родители.

– Тихо, Володька! – сорвался на него Алехан. – Чего орешь? Видишь, баталия…

Тогда гардемарин мелко дрожащей рукой выхватил пистолет, неловко бросился к борту, до крови закусывая губу, и отчаянно пальнул в корабль неприятеля, оказавшийся в этот миг на расстоянии пистолетного выстрела.

– Ваше сиятельство!! – завопил он так, что, казалось, перекрыл гром пушек. – Попал!

И вдруг, ослабев, уронил пистолет, отбежал от борта и беззвучно зарыдал, закрыв белое лицо тонкими пальцами. Над ним жутко затрещал раздираемый ядром парус…

Сколько это продолжалось? Для Орлова – вечность. Корабли становились на якоря – намертво! – били, били, били по вражеским судам… Вдруг горящий «Евстафий» снесло прямо на турецкий флагман…

У Федора Орлова взыграло сердце, когда раздалось зычное «на абордаж!»

– Виват Россия! Виват Катерина! – завопил он одним из первых и браво перескочил на борт «Реал Мустафы». Завязался бой. Русские забыли себя, словно были бестелесными, повергали турок в изумление отчаянным натиском, не давали опомниться ни на минуту, ни на секунду… Шпага Феди Орлова то и дело обагрялась свежей кровью. Глаза его пылали, будто отражали бушующий на кораблях огонь.

– Любо! – восклицал он как казак. – Любо!

А на «Трех иерархах» мучился за него наконец-то о нем вспомнивший Алексей. «Жив ли еще братишка? Пресвятая Богородица, сохрани, пронеси!» Вдруг… он не успел ничего понять. Васька Изотов бросился – к нему ли, на него ли – и тут же опустился на палубу обмякшей массой. Турецкая пуля застряла в теле. Раненого унесли, а Орлов, мгновенно все осознавший, крикнул вслед:

– Я никогда не забуду!

То, что люди ради него готовы жертвовать жизнью, несказанно вдохновило командующего эскадрой. Да и к кошмару он попривык. А в голове и в сердце сама собой бессчетное количество раз повторялась краткая молитва…

Пушечный дымок в очередной раз взвился на турецком судне неподалеку от «Иерархов» – упал на палубу гардемарин Белосельский. Орлов, невольно вскрикнув, закрыл лицо руками, и дрожь сотрясла все его тело: мальчишке оторвало голову! «Так я и знал!» – Алехан, очумевший, не мог понять, как же это так… этот страшный труп в крови… еще минуту назад – такой милый юноша, полный сил… Впервые за два часа битвы сердце Алексея резанула острая жалость. Быть может, потому, что с самого начала он не видел в утонченном Белосельском воина, и смерть гардемарина была, в сущности, такой нелепостью…

«Я виноват! Надо было под любым предлогом оставить его на берегу…»

Но сокрушался Алексей недолго. Грянул взрыв, такой оглушительный, что Орлову показалось – вот он, конец света… Ярчайший факел – до неба! – взвился, разбрасывая сонмы искр, словно желал испепелить и море, и облака. Это взлетел на воздух «Евстафий» вкупе с сцепленным с ним «Реал Мустафою».

– Федька! Брат!! – заорал во все горло Алехан. Пылало на воде адское пламя. Уцелевшие люди, попадавшие в воду, пытались спастись вплавь.

– Шлюпки на воду! – закричал Орлов. – Всех спасать! Всех, и наших, и турок…

Но душа его затвердела. Он отдал приказ, и «Три иерарха» ворвались на линию огня, в пекло боя. В окружении вражеских судов Орлов повелел встать на мертвый якорь и начать обстрел. Пушки на «Иерархах» забили – упорно, нещадно, беспрерывно. Орлов, едва ли не оглохший от грохота, темный от копоти, не ощущая боли от легких ожогов, словно прирос к палубе и заворожено смотрел, как приказы его облеклись в разрушающие действия, как творят они смерть…

– Огонь! Огонь! Огонь!

Вражеский корабль пылал.

Граф не успокоился, даже когда корабль был уничтожен, принялся за другой…

И когда ему сказали, он плохо понял… но ему кричали в самое ухо:

– Они отступают! Ваше сиятельство… Они бегут! Турки бегут от нашей эскадры!

И он осознал, и перекрестился враз ослабевшей рукой, и от сердца прошептал:

– Слава Те, Господи…

Но это было только начало!

Придя в себя, насколько было возможно, Орлов тут же созвал совет – времени упускать было нельзя. Если действовать, так сейчас, когда дрогнувшие под напором русской ярости и неустрашимости турки укрылись в бухте Чесма. План был разработан очень быстро. Ведь все понимали: если не сейчас – так никогда…

Орлов долго глядел в лица четырех офицеров-добровольцев. Ясные лица, спокойные… Неожиданно притянув к себе, прижал к груди двадцативосьмилетнего Митю Ильина. Перекрестил за всех.

– С Богом, ребятушки! Помните… весь ход войны… честь Отечества… – он запутался в словах и только махнул рукой. Все было ясно и так.

Полночь… Русские суда, приняв сигнал к атаке, принялись обстреливать запертых в бухте противников. Не сразу пошла потеха… И вот брошен первый брандскукель – зажигательный снаряд, вспыхнул сухой парус, запылал, словно соломенный сноп, турецкий корабль. С четырьмя набитыми горючим брандерами вышли под ночным покровом офицеры-добровольцы к неприятельскому флоту. Брандеры – дело опасное, и в первую очередь для тех, кто действует на них, ибо необходимо сцепиться с вражеским кораблем и поджечь сам брандер, чтобы уже через него запалить неприятеля. Что делалось с турками! Ужас, животный ужас овладел ими – не ожидали! Корабли уже горели. Но главное действо досталось на долю Мити Ильина. Действовал лейтенант умело – от его взорвавшегося с адским грохотом брандера, свалившегося с неприятелем, взвилось пламя, разорвало со страшной силой турецкий корабль. Ветер свирепствовал, словно сговорившись с огнем, – запылала вся великолепная армада! В ответ на оглушительный грохот взрывающихся турецких кораблей стояло русское «ура!», артиллерия довершала дело. Вдруг сменилось естественное освещение ночи – луна, ненужная и бледная, скрылась за завесой черного дыма, а бухту осияло пламенное зарево, фантастическое, кроваво-красное, жуткое… Турки вопили в безумии, кидались в воду от огня, захлебывались, погибали. Стройные красавцы корабли мгновенно корежило в гигантских огненных столпах… Митя Ильин, переводя дыханье в шлюпке, вытирал ладонями лицо, мокрое от морской воды, пота… может быть, слез… Он не понимал. На ладонях оставалась копоть… Обгорелые обломки турецких кораблей и трупы, трупы заполняли бухту. Конец!

И вот Алексей Орлов сидит в каюте, готовый рыдать от восторга: в одну ночь – весь флот султана… Весь! Гордость Порты Оттоманской и гроза Средиземного и Черного морей.

Кем уничтожен? Русской эскадрой. Тем самым «хиленьким» флотом, который про себя Алехан называл «позорищем российским». Уж сколько он помучился из-за него! Сколько сил положил, собирая экипажи, сколько нервов попортил в словесных баталиях с флотоводцами.