Возвратный тоталитаризм. Том 1 - Лев Гудков Страница 33

Напротив, мобилизация 2008 года (короткая победоносная война с Грузией) и в еще большей степени крымская мобилизация (Олимпиада – Антимайдан – аннексия Крыма – конфронтация с Западом) были совершенно неожиданными для публики, «искусственными», возникшими как бы на пустом месте, без особых поводов и оснований. И та, и другая волны коллективного самодовольства обязаны работе мощной, согласованной (и тотальной по охвату информационного пространства) пропаганды, организованным действиям властей и направлены в первом случае против Грузии и США, во втором – против массового движения украинцев за интеграцию Украины с ЕС и другими западными организациями, включая НАТО. Если отвлечься от фантастических (в силу их пренебрежения реальностью) геополитических планов Кремля (СНГ, Новороссии и т. п.), которые к настоящему времени можно считать окончательно провалившимися, главная цель последней по времени политической кампании («Крымнаш») заключалась в дискредитации противников сформировавшегося авторитарного режима уже в самой России, сторонников демократии, правового государства, критиков коррупции власти и тем самым в обеспечении иммунитета действующей власти от любых попыток реформирования сложившейся политической системы. Как раз она-то и достигнута.

Как всякое состояние возбуждения, патриотический подъем 2014–2015 годов не мог длиться долго, хотя в сравнении с предыдущим кризисом (2008–2009) этот цикл был более продолжительным (рис. 14.1). Непосредственным толчком к демобилизации в обоих случаях стали экономические кризисы и резкое обесценивание реальных доходов в конце 2008 и осенью 2015 года, а также объявление о пенсионной реформе, рост налогов в апреле – мае 2018 года.

Рис. 13.1. Дела в стране идут сегодня в целом в правильном направлении, или страна движется по неверному пути?

Мобилизационный всплеск июля – августа 2008 года опирался на пятилетний период небывалого в истории России экономического процветания и роста потребления. Можно сказать, что консолидация 2008 года завершала «тучные годы». Напротив, фоном для последней кампании стал длительный период стагнации или рецессии экономики (с конца 2008 года) и усиление антипутинских настроений, вылившихся в массовые движения протеста 2011–2012 годов. Ответом на них стал курс на подавление независимых общественных организаций и ужесточение законодательства для борьбы с «пятой колонной», чуждым идеологическим влиянием, создание множества прокремлевских организаций для противодействия оппозиции и критикам режима. Экономическая ситуация оставалась депрессивной, будущее воспринималось основной частью населения с тревогой. Даже после аннексии Крыма и наступившей национальной эйфории абсолютное большинство опрошенных (74–85 %) полагали на протяжении 2014–2017 годов, что в стране развивается экономический кризис (лишь в самом конце 2017 года этот показатель снизился до 69 %). Несколько меньшее, но все равно преобладающее большинство россиян считали, что он будет долгим, что надо привыкать жить в условиях снижения доходов ^[73].

Причины кризиса (исчерпанность ресурсов экономической системы, на которой базируется путинский режим) были непонятны для основной массы населения. Но и усилия пропаганды списать все проблемы, включая стагнацию в экономике, на происки Запада, особого успеха не имели: лишь немногие россияне относили причины кризиса на счет антироссийской политики санкций западных стран. Снижение реальных доходов населения идет уже четвертый год (кумулятивный итог его составляет минус 11–12 %). Это болезненно, но не катастрофично. Постепенность этого падения не предполагает драмы «народного возмущения» властью, поскольку не затрагивает общий план коллективного понимания происходящего ^[74].

С весны 2017 года наблюдается рост позитивных настроений и ожиданий «лучшего», мотивированных, правда, не тем, что «кризис закончился» и «все стало хорошо», а тем, что «худшее» (которого ждали и боялись по аналогии с 1998 и 2008 годами) так и «не наступило». Рост цен на нефть позволил несколько увеличить казенные доходы, а стало быть, и расходы на социальные цели для того, чтобы несколько ослабить негативное воздействие контрсанкций, которое беспокоило администрацию, готовившуюся к «переизбранию» Путина в 2018 году (рис. 14.1).

Индекс социальных настроений (ИСН) ^[75] указывал в начале 2018 года на действие противоречивых сил, определяющих состояние массовых оценок ситуации и ожиданий на будущее. Настроения заметно ухудшились, но, что интересно, не из-за изменений и падения доходов, а из-за снижения одобрения руководства страны и доверия к власти. Продолжение ожесточенной конфронтации с Западом и агрессивной пропаганды, предположения о неизбежности дальнейших санкций западных стран и тупой реакции на них российских властей, ограничивающих импорт товаров и продовольствия, способствовали пессимизму, неопределенности, боязни нищеты, потери работы и ожиданию роста цен. Стагнация в экономике поддерживала и усиливала пессимизм социально депримированных групп, тянула агрегированный индекс вниз (рис. 15.1); с 2015 года показатели отношения к власти снизились очень значительно, в то время как индекс ожиданий на будущее, оценки положения семьи и надежды на улучшения в ближайшем времени росли, хотя и с большими колебаниями, отражающими сомнения и надежды респондентов. Однако приближающиеся в марте 2018 года выборы президента и обусловленная этим обстоятельством кампания политической рекламы и славословия Путина, срочные, однократные (и весьма значительные) показательные социальные выплаты отдельным категориям бюджетников и пенсионерам нейтрализовали негативный тренд.