Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории - Александр Гапоненко Страница 33

– Чего надо-то?

– Смоленский наместник князь Дмитрий Иванович Хворостинин пожаловал с людьми. Отворяй ворота! – так же громко крикнул ему в ответ Петр.

Стражник разом проснулся и уже тихим благообразным голосом ответил:

– Сейчас, люди добрые, позову архимандрита. Я без его благословения ворота открыть не могу.

Достаточно быстро ворота отворились, и к гостям навстречу вышел дежурный монах с фонарем. Он освещал дорогу архимандриту – большому, полному мужчине лет пятидесяти, в черной рясе и черной же длинной суконной накидке – палии; на голове у вышедшего иерея был особого рода цилиндрический головной убор со спускавшимися вниз, на плечи, кусками черной материи – клобук, а в руке он держал отделанный слоновьей костью кипарисовый посох и черного дерева четки.

Монах поднял фонарь повыше. Подошедший Хворостинин увидел в его неверном свете излучавшее доброту лицо настоятеля. Специфическая внешность его выдавала принадлежность к литовской народности голядь, но в христианстве не было ни грека, ни иудея, а потому всех православных русский человек воспринимал, как своих.

– Храни Господи, наместник! – поприветствовал князя архимандрит. – Проходи в нашу обитель со своими спутниками – будьте гостями.

– Благодарствую, авва Дормидонд! Мне бы надо с тобой наедине словом перемолвиться, – ответствовал ему Хворостинин.

Путники вошли в обширный монастырский двор, ведя за собой под уздцы лошадей. Хворостинин пошел вслед за настоятелем в его келью, а дежурный монах закрыл ворота и повел остальных в трапезную перекусить.

Келья настоятеля располагалась на дворе монастыря в отдельно стоящем срубе. Войдя в келью, князь заметил, что убранство ее весьма скромно: печь, стол, лавка-кровать, полки с книгами, бюро для чтения и письма. Единственными предметами роскоши были висевшие по стенам иконы в серебряных окладах.

Расположились за столом и сразу приступили к деловому разговору.

– Что привело князя в столь поздний час в нашу обитель? – прямо спросил Дормидонд.

– Промысел Божий, – столь же прямо ответил Дмитрий Иванович.

Князь обстоятельно рассказал настоятелю о том, что Руси грозит новое, невиданное по масштабам нашествие врагов, что царь поручил ему изыскать средства для защиты русского народа, что монах Иллиодор принес ему послание с горы Афон, а также о том, как он пытается выполнить данное ему царем поручение.

Авва слушал князя не перебивая, а когда тот закончил, сам заговорил:

– Татары большая беда. В прошлом году они осадили наш монастырь, и мы насилу отбились от них. Стрелами с горящей паклей татары подожгли нам трапезную и колокольню – они сгорели дотла. Мы трапезную каменную уже достраиваем. Один монастырский детеныш, из сирот, оказался в строительном деле человеком очень искусным. Он поучился немного у мастеровых в Смоленске, что каменные палаты одному боярину ставили, и после этого нам ладное здание возвел с помощниками. Федор Конь его прозывают. А вот колокольню он строить не берется – те смоленские мастеровые храмы строить не умели и его не научили.

Дормидонд, на минуту замолчал, видимо, вспомнил что-то связанное с его молодым строителем. Печальная улыбка осветила его лицо. Он вспомнил про то, что детеныш Федор Конь был натурой не только исключительно талантливой, но и мятущейся. То он самозабвенно работал над возведением трапезной, то принимался пить вино, запирался в келье, а когда к нему приходили братья со словами утешения, то ругался поносными словами.

Однако Федор Конь был натурой доброй и самоотверженной, за что Дормидонд его любил. В прошлом году, например, Федор участвовал в обороне монастыря и лично подстрелил из пищали трех татар, которые пускали стрелы с огнем по деревянным постройкам. Похоже, что это благодаря его удачным выстрелам татары тогда сняли осаду и ушли прочь.

– А чем же монастырская братия может помочь тебе, наместник, в том важном деле, что тебе царь поручил? – спросил, наконец, авва, отвлекшись от набежавших воспоминаний о детеныше по прозвищу Конь.

Хворостинин, нимало не смущаясь, глядя прямо в глаза настоятеля, сказал:

– Надо, авва, мне те листы железа, что вы заготовили для крыши колокольни. Раз она еще не построена, то и материал для крыши вам пока не нужен. Кузнецы мне из этих металлических листов доспехи для русских ратников соорудят, чтобы уберечь их от татарских стрел и сабель. Негде мне больше сейчас такого железа взять, что у тебя есть, архимандрит, а время не терпит.

Дормидонд задумался, а потом ответил:

– Решаю не я один, а совет монахов, но, думаю, что они согласятся дать тебе заготовленный нами на крышу металл для защиты воинов, бьющихся во славу Христову. А к тому времени, как колокольню построим, Господь нам пошлет помощь и материал, чтобы крышу покрыть. Главное, чтобы ты нового набега татар не допустил. И раз ты не командуешь, а пришел по-доброму просить помощи у братии, то говори, что тебе еще надо для нашей защиты?

– Много чего еще надо, архимандрит, – ответил князь. – Люди твои в Смоленске ремесленничают – мне от них три сотни комплектов седел и сбруи нужно. Телеги под перевозку гуляй-города, сколько сможете, дайте по весне. Хлеба печеного, мяса соленого, рыбы сушёной двухтысячное войско кормить месяца на три-четыре потребно. Цепи железные.

Архимандрит только тяжело вздыхал, когда слушал все новые и новые запросы Хворостинина, пока, наконец, не выдержал и не спросил:

– А цепи тебе, княже, зачем? Татар будешь пленных в них заковывать и продавать?

– Про пленение татар ты мне, Дормидонд, вовремя напомнил, поскольку их можно будет не продавать, а на русских полонян обменивать. Но сейчас мне цепи нужны для того, чтобы щиты и телеги скреплять между собой в гуляй-городе.

Дормидонд обещал дать все материалы, запрошенные наместником.

Такого понимания к высказанным нуждам со стороны настоятеля богатого монастыря, которые обычно были весьма прижимисты в материальном плане, Хворостинин не ожидал и был обескуражен. Он подумал: «Вот, что значит по молитве делать богоугодное дело. Что кузнец, что крестьянин, что архимандрит – каждый помогает в этом деле, кто чем может».

– Последняя просьба у меня к тебе, авва, – сказал Хворостинин. – Приехал со мной тот афонский монах Иллиодор, о котором я тебе рассказывал. Хочу, чтобы ты его немного в монастыре подучил, и возвел в священство. Нужен мне бесстрашный священник, чтобы в походе он мог воинство наше перед боем благословлять.

– Мысль хорошая, Дмитрий Иванович. Обучить я его в монастыре всем таинствам богослужения обучу, но в сан его может возвести только владыка Сильвестр, а он тяжело болен. А потом священнику место для служения определить надо. Насколько я знаю, мест у нас в епархии свободных нет.

– Оставляй тогда Иллиодора у себя в монастыре, а я обо всем остальном договорюсь с Сильвестром по его выздоровлении. А церковь мы полковую соорудим, в палатке. Надо будет только Иллиодора снабдить иконами, сосудами, утварью для совершения богослужений и ризами. В этом поможешь?