Коммунизм своими руками. Образ аграрных коммун в Советской России - Доминик Дюран Страница 32

Описания начального периода становления всегда окрашены в героические тона: с 1918 по 1923 год коммуны подвергались агрессивному давлению внешнего окружения. Брошюры излагают истории, из которых можно сделать только один вывод: чтобы выжить, приходилось трудиться в крайнем напряжении сил и с винтовкой на плече, в условиях постоянной опасности бандитских набегов, на грани человеческих способностей, и бедняки и городской пролетариат, основавшие коммуны, в отличие от временно примкнувших в коммунам зажиточных крестьян, были готовы к такой самоотверженной жизни. В реальности коммуны времен Гражданской войны были, по крайней мере отчасти, формой выживания для тех, кто хотел оградиться от новой власти: вся деревня сдавала продовольствие по продразверстке, а коммуна, наоборот, что-то получала от новой власти — в том числе и льготы по разверстке. ^[258]

Во всех отчетах отмечается, что выход зажиточных крестьян из коммун в начале нэпа был чем-то вроде самоочищения, оздоровившего атмосферу в коллективе. Дело представлено так, что вступление в коммуну представителей беднейшего крестьянства и возвращение с фронта бывших коммунаров восстанавливает однородность группы, а это рассматривается как безусловное благо.

Однако коммунары были вынуждены констатировать, что как раз в тот момент, когда состав коммуны оказывался гомогенным, в коллективе проявлялись и другие, внутренние, разлагающие факторы — лень и разгильдяйство. Лозунг «от каждого по способностям» оказывался утопичным. При уравнительном подходе отсутствовала связь трудового вклада и потребляемой доли благ, а отсюда возникали и проблемы в организации труда, ср. такое наблюдение, куда более откровенное, чем те, что можно встретить в рассматриваемых материалах пропаганды: «Почти везде, где была введена уравнительная поденщина, в результате получалось равнение на худших работников. Поднимались бесконечные споры: я переработал... ты недоработал... а затем выход членов и общий развал хозяйства». ^[259] Уравнительный подход, особенно на первых порах, встречался нередко. Из того же источника мы узнаем о том, например, что и в конце 1920-х в коммуне «8 октября» Московского округа не было нормировок для труда, работали «без счета, по-крестьянски», правда, это не значит, что работали мало — в горячую пору и по 18 часов в сутки. При этом каждому коммунару, какую бы он работу ни выполнял, выплачивалось на его личные потребности 35 рублей в месяц, из которых 15 рублей удерживалось на коллективный стол. ^[260] Отметим, что деньги как элемент отношений внутри коммуны вводятся в обиход довольно поздно, а уравнительное распределение запросто обходится без денег.

Без счета, «по-крестьянски» — значит, в данном случае, отстало и нерационально. Для начала рабочий график каждого члена коммуны нужно было рационально упорядочить. Это оказывалось совсем непросто. С одной стороны, не в привычках крестьян было вести учет затраченного рабочего времени. С другой — сами по себе такие подсчеты вели к осознанию неравенства разных работ и работников, к рассуждениям о разном вкладе участников коммуны. Наряду с затраченным рабочим временем нужно было учитывать и тяжес ть производимой работы. В некоторых коммунах расчетные таблицы содержали до восьми категорий работ, различающихся по тяжести. В бригадах предписывалось иметь тетради, в которых каждый день записывалось количество часов и категория выполненных работ. В конце недели часы подсчитывались, а бригадир удостоверял подсчеты своей подписью. Это оказывалось причиной бесконечных ссор, потому что сам работник не всегда способен объективно оценить количество работы и качество ее выполнения, а также учесть ее тяжесть. К тому же всегда находился кто-нибудь, кто пытался опротестовать отнесение своего товарища в разряд выполнивших тяжелую работу.

В образцовой коммуне «Пролетарская Воля» основания для классификации работ зафиксированы в специальном «Уставе внутреннего распорядка», целиком посвященном распределению и нормированию трудозатрат. ^[261] Коммуна декларирует, что она гордится тем, что руководствуется принципом «От каждого по способностям, каждому — по потребностям». При этом проводится различие между трудом специалистов и избранных квалифицированных кадров, с одной стороны, и простых сельхозрабочнх — с другой; плюс к тому по степени трудоспособности все разделяются на вполне трудоспособных и «полурабочих». И качестве единицы измерения трудового вклада принимается рабочий день продолжительностью 8 часов. Отработав 300 таких условных дней, трудоспособный коммунар тем самым возмещает коммуне тот прожиточный минимум, который коммуна ему обеспечивает. Устав определяет, как трудодни зачитываются специалистам: так, завхоз, старший конюх и жоном за свою работу получают 365 дней, секретарь комячейки — 72 (и это значит, что остальные трудодни он должен набрать на других работах), учитель за урок получает час, а режиссер за каждый спектакль — два трудодня. Дежурства по кухне и, скажем, уборка клуба комсомолками тоже оцениваются трудоднями. Норма по времени сама по себе недостаточна для оценки трудового вклада, поэтому есть и некоторые попытки определить и норму выработки, — правда, в уставе речь идет только об отдельных видах деятельности (например, предполагается, что хлебопечение для коммуны в течение года занимает 450 трудодней, которые распределяются как 300 и 150 на двух человек); в отношении других работ имеется ссылка на нормативные документы.

Когда специалисты и исполнители выборных должностей участвуют в «рядовых физических работах», это зачитывается отдельно. Они не имеют права отказаться от таких работ в страду, но вне страды могут в свободное от исполнения обязанностей время выполнять работы по специальности и вне коммуны, внося заработанные средства в кассу коммуны.

Трудодни же служат и средством наказания: их отбирают у тех, кто провинился — прогулял работу, допустил недобросовестность или нанес коммуне материальный ущерб.