Повседневная жизнь Монмартра во времена Пикассо (1900-1910) - Жан-Поль Креспель Страница 32

— У тебя, значит, подруга? — спрашивает сосед, внезапно открыв дверь.

— Да, старина, а теперь еще и дружок.

Меньше известно, что младший брат Жака Вийона, Марсель, приехавший к нему на Монмартр в 1904 году, тоже сотрудничал в юмористических газетах. Правда, нерегулярно и не отличаясь обязательностью, что было ему весьма свойственно. Будущий «туз» дадаизма Марсель Дюшан оттачивал свое бичующее искусство, работая в юмористической прессе. Что же удивительного, если позднее он согласится принять орден «Великого Насмешника Патафизического коллежа»!

Живя на Монмартре, Жак Вийон не бывал ни в кабаре «Проворный кролик», ни в тех бистро, где собиралась компания «Бато-Лавуар». В ответ на мои вопросы он пояснил: «Я не был особенно близок с Пикассо, когда мы жили на Монмартре, не ходил в „Бато-Лавуар“. Это удивительно, тем более что я встретил Пикассо во время его первого приезда в Париж. Он был с группой испанцев, которых я знал. Нас представили друг другу, но я не задержал на нем своего внимания. Не было причин! Потом я как-то встретил его на улице Лепик с тележкой, нагруженной скарбом и картинами: он переезжал украдкой! Думаю, его испанская гордость не перенесла моего смеха. После этой встречи он сердился на меня пятнадцать лет!»

В саге о Пикассо нет эпизода о тайном переезде. Очевидно, Жак Вийон дал насмешливую интерпретацию обычным житейским обстоятельствам.

Жизнь прилежного художника, какую вел Жак Вийон, не исключала, однако, и некоторого внимания к тем, кто его окружал. По необходимости он общался с колоритными персонажами трущоб, тем более что питал симпатию к обиженным судьбой, демонстрируя таким образом протест против буржуазной среды, в которой воспитывался. Порой его мастерская напоминала общую спальню «Армии спасения». По словам Франсиса Журдена, его соседа по площадке, здесь всегда роилась разношерстная публика — художники без мольбертов, журналисты-хроникеры без хроники, один претендент на премию Рима, юноша-колбасник, сбежавший с колбасного завода, и даже будущий посол Франции в Венесуэле, Жан-Пьер Леве, высокий, худощавый — карикатура на Валентина Ле Дезоссе.

Главным украшением этой коллекции маргиналов были Биби ла Пюре, Марселин Дебутен и Морис Константин Вейер.

Безобразный, грязный, вонючий воришка и попрошайка Биби ла Пюре в зеленом рединготе и цилиндре представлял одну из самых заметных фигур Холма. Когда Ренуар жил на аллее Туманов, передавал ему через Габриэль съестное: единственный способ от него отделаться — это хорошенько его накормить. Пикассо и Вийон охотно рисовали Биби, заинтригованные его выразительной рожей.

Вошедший в легенду бродяга, чье настоящее имя Салис де Салья, хвастался своей дружбой с Верленом, демонстрируя всем один из сборников Верлена с посвящением: «Биби ла Пюре, такому восхитительному и удивительному». Он уверял, что рубашка, которую он носил, подарена ему самим поэтом: вот вам и объяснение, почему он никогда ее не менял. С таким «поручительством» Верлена он нахально являлся туда, куда его не звали. В мастерских, где, по его сведениям, должны были собираться, он представлялся: «Биби, в прошлом студент и друг Верлена». И пользуясь этим, начинал приставать к гостям, — «Послушай, старина, одолжи мне десять су…»

Из-под полы своего редингота этот небесталанный воришка вытаскивал самые разнообразные предметы: будильники, старые книжки, кухонные принадлежности, зонтики, прихваченные по случаю в самых разных местах, даже на складе потерянных вещей при комиссариате полиции, куда он нередко просился переночевать.

В кабаре «Проворный кролик» он читал Верлена или, подражая весьма модному тогда Жану Мореасу, подвывал, как и сам автор «Стансов»: «Не надо быть негодяем… Не надо делать гадости!»

Марселин Дебутен жил у Жака Вийона недолго: он умер в 1902 году. Талантливый гравер, давний друг импрессионистов, он бывал в кафе «Гербуа», «Новые Афины» в те годы, когда там ежедневно по вечерам встречались Мане, Моне, Дега, Писсарро и Ренуар.

Привлеченный его богемным обликом, Дега попросил Дебутена позировать для картины «В кафе. Абсент» вместе с актрисой Элен Андре. Лохматый, заросший, как сторожевой пес, всегда мучимый жаждой, по вечерам он обходил бистро с одним и тем же вопросом: «Вы не видели мою бабу?», имея в виду славную женщину, которая мучилась с ним целых полвека. Так находился повод для разговора, а там, глядишь, и стаканчик предлагали. Из всех его друзей импрессионистов в это время с ним общался только Дега, вероятно потому, что Дебутен притягивал его своими байками про мастерские других художников. Дега был до них весьма охоч.

Морис Константин Вейер представлял собой человека совсем другого рода — бродягу-фантазера. Жак Вийон называл его «кузеном», хотя никакого родства между ними не водилось. Это был крупный молодой человек, умный, благодушный, молча и внимательно наблюдавший за людьми. Он жил у родителей, и ему не требовалось зарабатывать на жизнь. Он читал, изучал искусство, предавался безделью. Каждый вечер, поужинав, он выходил из дому с сигарой в зубах и не спеша, словно прогуливаясь, направлялся к мастерской Вийона. Бросая вызов комфорту своей хорошо обставленной комнаты, он шел через весь Париж, чтобы переночевать на Монмартре на кипах старых газет.

Можно было предположить, что он собирает материал для какого-нибудь романа из жизни богемы, но у него не было никакой определенной идеи, просто ему нравилась атмосфера мастерских.

Четверть века спустя, вспоминая с Франсисом Журденом годы молодости, Жак Вийон сказал: «А я сегодня вечером видел „кузена“. Знаете, он сорвал Гонкуровскую премию. Да, да, „кузен“ Константин, вы еще об этом не слышали?»

Кузен Константин — это Морис Константин Вейер. Как-то он надолго исчез, и вскоре прошел слух, что он направился в дикие районы Северной Америки. Оттуда он привез восхитительный роман «Человек склоняется над своим прошлым», имевший большой успех и получивший Гонкуровскую премию.

Однажды Жаку Вийону надоели его богемные постояльцы, толпившиеся в его мастерской днем и ночью и мешавшие работать. Он собирался жениться и считал необходимым порвать с прошлым. Уехав с Монмартра, он обосновался в Пюто, недалеко от площади Дефанс, по тем временам — у черта на куличках, в домах, утопавших в зелени и пении птиц, где тогда жили художники… Сегодня там высятся башни Дефанс. Здесь он провел полвека, работая без шумихи, а также делая копии картин великих импрессионистов и даже своих более удачливых современников — Боннара, Матисса, Пикассо. Он был счастлив, когда к концу жизни, благодаря торговцу картинами Луи Каре, его творчество получило признание. «В искусстве. — говаривал он с хитрой улыбкой, — самые трудные первые семьдесят лет!»