Викинги. Мореплаватели, пираты и воины - Марк Харрисон Страница 32

Ранние упоминания о ценностях и воинских идеалах представителей германских племен можно отыскать в работах классических авторов, начиная со Страбона и далее (конец I века до Р.Х. - начало I века новой эры. — Прим. пер.). Свидетельства принесения в жертву плодов победы путем ритуального их уничтожения встречаются в датских болотах в виде окаменелостей времен Железного века, о них говорится и во «Всеобщей истории» Орозия (очевидно, имеется в виду живший в IV–V веках римский монах Павел Орозий. — Прим. пер.). Жертвоприношение служило инструментом выполнения особых клятв, с чем грекоримский мир был прекрасно знаком. Захваченное добро, снаряжение и пленники посвящались богам в обмен на оказание помощи в выигрыше новых сражений. Убеждение, что поля битв представляли собой области, принадлежавшие могущественному божеству войны, оказалось очень и очень живучим и сохранялось у северян долгое время после того, как более южные германские племена континента усвоили христианство.

Имя скандинавского бога войны не всегда одинаковое и не только потому, что оно часто скрывается под эвфемизмами и метафорическими титулами. Существовало по меньшей мере два такого рода божества, как узнаем мы из подробностей, приводимых исландским автором Снурри Стурлуссоном: это Тюр, если можно так выразиться, узкопрофильный бог войны, и Один, отец богов и более сложная фигура, область интересов которой не ограничивается каким-то одним полем деятельности, а касается всех аспектов властной политики (см. «Верования» на стр. 35).

Насилие как образ жизни оставалось частью скандинавского характера в Средние века довольно долго, несмотря на то что христианство к тому времени уже прочно установилось и, что называется, пустило корни. Невозможно списать все особенности военного дела у скандинавов на одно лишь поклонение богам войны. Во многих смыслах бог являлся симптомом культуры насилия, но не ее причиной.

Если верить Стурлуссону, воин-викинг находил себе последний приют в «Зале Павших», или в Вальгалле. Там Один в лучших традициях «экономики пожалований» обласкивал избранных сверх всякой меры щедрости, и они каждый день пировали и бились насмерть, чтобы вновь воскреснуть на следующее утро. Широкий «набор» Одином воинов в понятиях средневекового языческого общества отвечал основному правилу — чем больше дружина, тем значительнее государь. Однако причины, называемые Стурлуссоном, имеют и другое объяснение. Одину необходимо было собрать большую армию из воинов сверхъестественной силы и возможностей для апокалиптической битвы Рогнарёк. Тем не менее нельзя не заметить подозрительного сходства с более поздним средневековым представлением о душе, обретающей место на небесах. Христианский Бог рекрутирует совершенные души, чтобы заменить падших ангелов. Между тем Стурлуссон являлся христианином, писавшим для христианской аудитории. Вовсе не обязательно, что средний викинг верил в представленную Стурлуссоном версию Вальгаллы. Степень того, насколько реальны описания скандинавской религии, никогда уже, вероятно, не будет установлена, поскольку не сохранилось ни одной языческой версии скандинавских мифов, которые представлялось бы возможным сравнить с более поздними.

Найденный в Фусси, в Исландии, амулет XI столетия в виде молота. Сходство форм молота Тора и распятия облегчило обращение язычников-викингов в христианство в X–XI столетиях. В Дании процесс этот официально произошел в середине X века; Норвегия, Исландия, Оркнейские и Фарерские острова (последние — на северо-востоке Атлантического океана; сейчас принадлежат Дании. — Прим, пер.), а также Гренландия тоже приняли христианство — иногда преподнесенное на кончике меча — в правление Олафа Трюггвассона (995-1000 гг.). В некоторых районах Швеции, однако, древняя религия продолжала процветать даже и в XII столетии.

Концепция мироздания для воина-викинга, как мы можем предполагать, связывалась в запредельном мире с участием в последней битве на стороне щедрого и доброго господина. Земной мир управлялся, по сути дела, в соответствии с теми же правилами и установками. Господин в раннем германском обществе представлял собой ключевую фигуру, вокруг которой крутилось все общество. Само происхождение слова «господин» (по-английски лорд (lord) восходит к древнеанглийскому «хлаф-орд» (hlaf-ord), что говорит о центральной позиции того, кого так называют (hlaf-ord означает нечто вроде «хранитель хлеба» с подтекстом «раздающий хлеб»; в готском языке бытовало слово hleif, в современном верхненемецком до сих пор сохранилось Laib [в значении «буханка», или «каравай»], в которых читатель не может не различить отголосков нашего — «хлеб». — Прим. пер.). В примитивном крестьянском обществе человек, приглядывавший за разделом пищи, являлся выборным правителем. Такова была идея правящей личности, что привело поначалу к появлению местного господина, а затем и монарха. По мере смены природы управления менялась и позиция воина.