План «Ост». Как правильно поделить Россию - Себастиан Хаффнер Страница 32

Но как раз этих свойств у Гитлера не было: он ведь даже своему собственному, существующему государству ни разу не смог (или не захотел) дать конституционный порядок. И еще меньше – вновь созданному государственному сообществу! Фантазии государственного мужа, которая требовалась бы для этого, Гитлер никогда не имел. И, что еще примечательно, судьба людей и народов, которая лежала теперь в его руках, его также не интересовала. Они были для него только вспомогательными народами, поставщиками сырья и стратегическим плацдармом для дальнейших предприятий.

У него не было также терпения, которое должно было бы присутствовать у того, кто должен организовать свою новую большую империю, а это ведь фактически было бы задачей всей жизни. Но самое позднее с 1925 года на уме у него было много большее: завоевание и подчинение России с подготавливаемым отключением Франции. И он хотел все, что ему представлялось, выполнить за время своей жизни. У него не было времени. В апреле 1939 года ему исполнилось пятьдесят лет, и он говорил: «Я хочу иметь войну лучше с пятидесяти, чем, если мне будет пятьдесят пять или шестьдесят».

Он ведь собственно хотел уже иметь войну даже в 1938 году. Мюнхенское соглашение, в котором и друг, и враг по праву видели сказочный триумф Гитлера, он сам ощущал прямо-таки как поражение: это произошло не по его воле, он вынужден был принять из рук Англии и Франции то, что он лучше бы взял силой, и он потерял время. Поэтому в 1939 году он развязал ту войну, которая не удалась ему в 1938 году. Путем совершенно ненужной военной оккупации и дальнейшего расчленения совершенно беззащитного и избитого до полусмерти тела Чехословакии он разрушил основу Мюнхенского соглашения. А когда Англия и Франция в ответ на это заключили или обновили союз с Польшей, он начал войну с Польшей и спровоцировал этим объявление войны Англии и Франции.

Но объявление войны – это еще не сама война. Для активного ведения войны против Германии в 1939 году Англия и Франция не были оснащены ни материально, ни психологически. Поэтому они предоставили Гитлеру возможность вести войну против них с его стороны. Он же был подготовлен к ведению войны против Франции и не был подготовлен к войне с Англией. «Уничтожение» Франции в планах Гитлера всегда рассматривалось как образец для собственно борьбы за жизненное пространство против России. И военная кампания против Франции в 1940 году стала также его крупнейшим успехом.

Англия, наоборот, планировалась в качестве союзника, по меньшей мере, в качестве доброжелательной нейтральной стороны. Гитлер не планировал подготовки к вторжению в Англию или к океанской морской и блокадной войне против Англии. Он справедливо боялся импровизированного вторжения – вследствие английского превосходства на море и в воздухе. Бомбовый террор доказал себя как плохое средство для того, чтобы отбить у Англии охоту воевать; он вызвал скорее противоположное. Так с лета 1940 года Гитлер повесил себе на шею нежелательную войну с Англией – первый признак того, что его политика в 1938/39 годах была ошибочной.

Но за это он ведь победил Францию, что создало ему во всей Европе нимб непобедимого полководца. Кроме того, он занял войсками весь западный континент от мыса Нордкап до Пиренеев. И с этим ему еще раз представился тот шанс, который раньше Мюнхенское соглашение давало ему только для Восточной Европы, а теперь уже и для всей континентальной Европы: шанс дать Европе «новый порядок» и обеспечить в Европе немецкое превосходство на длительный период. Для этого не только предоставлялась возможность, в этот момент это определенно требовалось. Потому что теперь шла война и для победы в войне, если она велась не просто ради войны, требовалось заключение мира. И более того: Франция сама показала себя более чем готовой к миру, некоторые из ее правящих теперь политиков были даже готовы к союзу. Так, как они это предлагали, они называли это «совместной работой» – «Collaboration», вообще говоря, это было растяжимое понятие. Если Гитлер только захотел бы, то он летом 1940 года мог бы в любой момент иметь мир с Францией, и если бы этот мир был в некоторой степени великодушным, то без сомнения сделал бы также стремящимися к миру и все малые западноевропейские страны, которые Гитлер также накрыл войной. Заключение мира с Францией, а после этого, возможно, созванный совместно с Францией европейский мирный конгресс, из которого мог бы получиться некоторый вид европейского государственного союза, по меньшей мере, оборонное и экономическое сообщество – все это летом 1940 года для немецкого государственного мужа в ранге Гитлера было возможно. Это было бы и в другом отношении также перспективным средством для того, чтобы психологически разоружить Англию и свести на нет войну с ней. Потому что для чего должна была бы Англия воевать, если страны, из-за которых была объявлена война, заключили бы свой собственный мир с Гитлером? И что можно было бы предпринять против объединенной, сплоченной вокруг Германии Европы?

* * *

Примечательно, однако, что эти возможности в мыслях и планах Гитлера в те двенадцать месяцев с июня 1940 до июня 1941 года доказуемо не играли ни малейшей роли. Он их ни разу не рассматривал, чтобы их потом отбросить, а мысль о такой политике вообще не приходила ему в голову. Кому он предлагал мир после победного похода во Францию, была не побежденная Франция, а непобежденная Англия – совершенно парадоксальное поведение, если этот момент однажды обдумать. Англия только что объявила войну, только что начала мобилизовывать свои силы и резервы, могла это делать совершенно спокойно, так как ее военно-морские и военно-воздушные силы обеспечивали защиту от вторжения. Англия не видела в предложении Германии устраненных причин войны, наоборот, вследствие новых агрессий Гитлера и его оккупации Норвегии и Дании, Голландии, Бельгии и Люксембурга эти причины для войны только увеличились – почему ей нужно было в этих условиях заключать мир? Готовым к миру является побежденный, а не непобежденный.

Войны ведутся, чтобы путем военной победы добиться от противника готовности к миру. Но если эту готовность к миру не используют, то военную победу разбазаривают. Гитлер не использовал свою победу над побежденной и готовой к миру Францией, а вместо этого направил предложение о мире непобежденной и ни в какой мере не готовой к миру Англии, не указав даже на какие либо уступки в спорных вопросах, которые привели к войне с Англией. Это была необъяснимая и элементарная политическая ошибка. А то, что он вместе с его победой над Францией упустил также уже никогда не повторившийся шанс объединить Европу и через такое объединение сделать приемлемым немецкое превосходство, увеличило эту ошибку до огромных размеров. Примечательно, что эта его огромная ошибка в литературе о Гитлере до настоящего времени едва ли просматривается.

Конечно, и здесь невозможно представить себе Гитлера как великодушного победителя и дальновидного, терпеливого миротворца. В его последней речи по радио 30 января 1945 года он сам обозначил себя как человека, «который всегда знал только одно: бить, бить и еще раз бить» – автопортрет, который понимался как самопохвала, но в действительности представлял самообвинение; возможно, даже преувеличенное. Гитлер мог быть не только способным к насилию, он отличался также хитростью и коварством. Но ему никогда не приходила на ум мудрость высказывания Кромвеля о том, что то, что приобретено силой, не является действительным приобретением.