Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев Страница 32

Малюта тогда всякий раз отчитывал несмышлёныша, как он его называл, внушая, что необходимо отметать сомнения при расправе с верными слугами опальных, что надобно безоговорочно и преданно служить царю, помазаннику Божьему. Один раз Малюта даже спросил в сердцах:

— Сам, что ли, на дыбу захотел?!

Нет, у Богдана не было никакого желания бесславно окончить едва начавшуюся службу при дворе, поэтому он больше не перечил Малюте, а тот стал приглашать его в подземелье, где приведённых им, Богданом, пытали, подгадывал так, чтобы в это время пыточную посещал сам царь.

Оторопь от вида жутких картин постепенно прошла, и что удивительно, его стало тянуть в пыточную, чтобы там, в подземельном полумраке, поглядеть на мучение крамольника, привезённого им и его подручными на расправу.

Подошёл и тот день, когда он не отказался от забавы с дочерью опального князя, затем отдав её рядовым опричникам на утеху и на лютую смерть после позора.

И вот теперь он лишь согласно кивнул и ответил спокойно:

— Всё устрою, как велишь.

До самого утра без устали работали безъязычные палачи. Рвали тела вздёрнутых на дыбу зубастыми клещами, выжигали кресты на спинах, загоняли под ногти иглы, но все твердили, словно сговорившись стоять насмерть, одно и то же, едва шевеля запёкшимися губами:

— С челобитной к царю шли.

— С какой?!

— Ему самоличное слово.

Вскипал тогда Малюта Скуратов гневом, кричал, не сдерживаясь, во всю глотку:

— Кончай!

Палачи знали, что следует делать, услышав это слово. Один из них выхватывал из горна раскалённый добела прут и пронзал им грудь обречённого, прожигая сердце насквозь.

И так — с каждым. Один за другим выносили в крапивных мешках истерзанные трупы тайным выходом к Москве-реке и швыряли в воду. Остался один. Верховода челобитчиков.

— Новый подход испробуем, — поделился Малюта Скуратов с Богданом Бельским. — Пытать не станем.

Ввели рослого детину, тоже раздетого до исподнего. В плечах — косая сажень. Руки не за спиной связаны, а спереди. Глянешь на кулаки — оторопь возьмёт. Что тебе шестопёры пудовые. А лицо доброе. Если бы не борода, можно было бы сказать — женское. Только окладистая чёрная борода придавала лицу суровость.

— Садись, — не повелел, а попросил Малюта и указал вошедшему на скамью. Обычно начинали допрос с того, что не просили на неё садиться, а швырнув на эту скамью, прикручивали несчастного к ней и принимались стегать плетью с крючкастым концом, если же упрямился отвечать на вопросы, выжигали на спине кресты. Оттого скамья вся в запёкшейся крови.

Посмотрел на неё богатырь новгородский, хмыкнул, но всё же сел. Малюта Скуратов к нему с вопросом:

— Все, кого ты вёл в Москву, в один голос сказали, будто имеете слово к самому царю?

— Где они?

— О них позже. Тебя одного повезу к царю Ивану Васильевичу, но примет ли он тебя, вот в чём загвоздка. Мы, окольничие его, обязаны знать, чего ради домогаетесь личной встречи с ним. Иначе нельзя. Не получится иначе. И тебя велит казнить, заподозрив в крамоле, да и нас вон с ним, — кивок на Богдана Бельского, — заодно.

Умолк. Вроде бы определяя, что ещё сказать для убедительности. Затем вновь заговорил.

— Что поведаешь здесь, всё останется навечно тайной. Стены молчат. Вон те, — кивок в сторону тройки палачей, ожидавших своего мига со сложенными на животе ручищами, — лишены языков под самый под корень, а грамоте не учены, царь же не останется с тобой с глазу на глаз, обязательно нас позовёт. Понял теперь, отчего я любопытствую? В добрых ваших намерениях я убедился, но чтобы ехать с тобой к царю — а он подался в Александровскую слободу ещё вчера, опасаясь измены в Кремле, и увидел в вас исполнителей воли изменников, — я хочу знать, чем порадовать государя нашего, когда буду молвить слово за вас, челобитчиков новгородских.

— Ладно, коль так. В Софийском соборе, за иконой Божьей Матери, письмо, писанное посадниками и боярами. Под Литву они намерены лечь. Заводилами — посадник степенный и посадники бывшие. Митрополит с ними заодно. Похоже, воеводы царёвы и наместник его тоже не в сторонке стоят.

— Великую крамолу разведали вы. Без поклона царю не обойтись. Пока же, — Малюта глянул в сторону стоявших у горна палачей и повелел им. — За вами слово!

Будто в зады их откормленные шилом ткнули — рывок, и распластался обречённый на скамье, ещё миг, и прожёг его сердце раскалённый добела прут.

Вышли Малюта Скуратов и Богдан Бельский на свежий воздух. Дыши полной грудью, наслаждаясь пригожестью. А красота и в самом деле неописуемая: солнце будто играет с куполами церквей и храмов, а те весело искрятся разудалым смехом; величаво приосанились и сами белокаменные церкви, вроде даже гордятся золотым высокоголовьем своим, обласканным солнцем, и даже могучие кремлёвские стены, хмурые в ненастье, глядятся в это безоблачное утро какими-то уютными — всё располагает к возвышенным чувствам и приятным мыслям, и Малюта Скуратов расправил грудь.

— Славно потрудились, Богдан. Славно!

— Они ради великого скакали в Москву.

— Ты опять за старое?! Или непонятно я тебе растолковывал о главном в службе царю?

— Понятно, но...

— Никаких «но» не должно быть даже близко! — сердито обрубил Малюта Скуратов, затем смягчился: — Ладно, послушай ещё раз. Говорить новгородцы могли одно, а что у них на уме, они так и не открылись. Только старшой вроде бы клюнул на наживку. Но ты можешь положить голову на плаху, ручаясь за искренность его? То-то! Новгороду извечно хочется да колется, только мать не велит. Киеву противился, но куда ему деваться было без него? Владимир стольный не хотел принимать, но мог ли жить он без Низовских земель ^[33]. Без хлеба низовского, без торга через Низ. Теперь вот на Москву косятся, даже к Литве морду воротят. Ремесленный люд не допустит этого. Житьим людям ^[34] и купцам тоже Литва сподручна ли? Или это не ведомо боярам да посадникам? Вот и прикинь, какой может случиться расклад: Ивана Васильевича посекли, а в Новгороде воеводствуют и наместничают Шуйские. Они, сами готовя измену, сами же раскрывают её, приведя люд новгородский к присяге новому царю из Шуйских. Кого сами же определят на трон. Что тогда с нами будет? Самое лучшее — Белоозеро или Соловки. После, понятное дело, пыточной, в которой мы сегодня ночь провели. А мы с тобой — Бельские! Гедеминовичи мы! Столь же достойны трона, как и Шуйские. К тому же кровь наша царствующего нынче рода! Иль запамятовал это?!