Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую - Маргарет Макмиллан Страница 32

При этом не произошло и того, на что надеялись Гольштейн и его коллеги, а именно – сближения с Англией, которая находилась в плохих отношениях с Россией и Францией. Привязать Британию к Тройственному союзу через Германию не удалось – у англичан уже существовало взаимопонимание с Австро-Венгрией и Италией, которые могли бы гарантировать им безопасность на Средиземном море. Тут в значительной мере подразумевалось противостояние попыткам России надавить на Турцию для предоставления беспрепятственного прохода через проливы и намерениям Франции расширить свою колониальную империю. Немцы также почувствовали, что их союзники становятся более самостоятельными по мере того, как позиции самой Германии ослабевали.

Делу не шло на пользу и то, что в промежутке между 1890 и 1897 гг. германская дипломатия колебалась, пытаясь привлечь на свою сторону то Великобританию, то Россию. Кроме того, германское руководство попеременно прибегало то к уговорам, то к угрозам – да и в частных вопросах тоже часто вело себя непоследовательно. В 1894 г. Каприви сообщил германскому послу в Лондоне, что Соломоновы острова являются для Германии объектом первейшей важности, – но два месяца спустя Берлин уже утратил к ним интерес [190]. Впрочем, не только англичане находили внешнюю политику Германии загадочной. Дополнительный ущерб наносил и сам Вильгельм, который вообразил себя мастером дипломатии и все чаще вмешивался в текущие дела, что часто влекло за собой пагубные последствия. Хотя причины отправки в 1896 г. ободряющей буров «телеграммы Крюгеру» в точности неизвестны, кажется вполне вероятным, что это стало результатом попытки части германского правительства не дать Вильгельму совершить что-нибудь еще более вредное. Изначально кайзер предлагал, помимо прочего, установить над Трансваалем германский протекторат и послать в Африку войска, что было бы довольно затруднительно, принимая во внимание британское господство на море [191].

В 1897 г. германское руководство приняло решение, которое еще больше приблизило конфронтацию с Великобританией. Пользуясь поддержкой Ойленбурга и других видных консерваторов, Вильгельм решил, что настало время разместить своих людей на ключевых постах в германском правительстве. В числе прочих он возвысил Альфреда фон Тирпица, сделав его морским министром. Как мы увидим далее, назначение Тирпица, прежде командовавшего германской эскадрой в Китае, значительно приблизило военно-морскую гонку с англичанами. Германский посол в Риме, Бернгард фон Бюлов, был назначен на пост министра иностранных дел. Его влияние на германскую политику было, возможно, меньшим, чем вклад Тирпица, но и он сыграл свою роль в подготовке тех шагов, что в итоге привели к войне.

Бюлов был тем человеком, от которого ожидали разрешения международных проблем Германии. Он был очаровательным, культурным, веселым и способным дипломатом-профессионалом. Он также был крайне амбициозен и – подобно своему новому государю – ленив. «Он стал бы выдающимся человеком, – заметил однажды его брат, – если бы только имел силу характера под стать обаянию» [192]. Хотя семья Бюлова и происходила из Дании, его отец смог в 1873 г. стать министром иностранных дел в новой Германской империи и преданным сотрудником Бисмарка. Сын министра понравился канцлеру, и Бернгард неуклонно продвигался вверх по карьерной лестнице дипломатической службы, блистая в европейских столицах и заодно завоевывая репутацию неисправимого ловеласа. Его жена, происходившая из влиятельной римской семьи, ни в чем не уступала супругу. Когда они познакомились, она уже была замужем за другим германским дипломатом, но развелась с ним и вышла за Бюлова, направив свои усилия на поддержку его карьеры.

С годами Бюлов приобрел среди коллег заслуженную репутацию человека скользкого как угорь, ненадежного и коварного. Гольштейн, который сначала считал его другом, позже писал в своем дневнике: «Бернгард фон Бюлов – чисто выбритый бледный господин с бегающим взглядом и непременной улыбкой. Наделен вполне достаточным, хотя и не слишком острым умом. У него нет в запасе рецептов на случай непредвиденных обстоятельств, но он присваивает идеи других людей, а потом искусно выдает их за свои собственные» [193]. Бюлов умел мастерски убеждать в том, что его собеседник говорит нечто очень умное, – а еще он ловко создавал у людей впечатление, что с ними делятся важной информацией. Даже его теща говорила: «Бернгард обо всем рассказывает как о великой тайне. Он берет вас под руку, отводит к окну и говорит: «Не подавай виду, но там, внизу, писает маленькая собачка» [194]. По словам одной знавшей его женщины, он походил на кота, который ловит мышей на приманку из их любимого сыра [195].

Начиная с 1897 г. он направил все свои усилия на то, чтобы понравиться новому императору. Он постоянно уверял Вильгельма в том, что суждения того «блестящи», «превосходны» и всегда «совершенно верны». В 1900 г. он сказал кайзеру, что урегулирование отношений с Англией – дело сложное и требующее огромного мастерства, но «как орел Гогенцоллернов прогнал прочь двуглавого австрийского орла и подрезал крылья галльскому петуху, так же он, благодаря мудрости и силе вашего величества, по воле Божьей разберется и с английским леопардом» [196]. Для усиления эффекта Бюлов в переписке с Ойленбургом был щедр на неискренние похвалы в адрес кайзера, несомненно зная, что они будут доведены до сведения Вильгельма. Вскоре после своего назначения он писал: «Среди Гогенцоллернов было много великих королей, но он [Вильгельм], безусловно, самый примечательный из них» [197]. Он уверял кайзера, что готов быть его «инструментом» и помочь ему утвердить свою власть над Германией. В 1900 г. благодарный Вильгельм сделал его канцлером.

В первые годы Бюлов манипулировал кайзером довольно успешно. Он составлял короткие меморандумы, куда добавлял для интереса обрывки слухов, избегал официальных совещаний, где Вильгельму стало бы скучно, и взял за правило гулять с кайзером по утрам. Бюловы приглашали Вильгельма к обеду и ужину и всячески развлекали его. Тем не менее Бернгард Любезный, как назвал его один из критиков, был готов в любой момент пренебречь нелепыми распоряжениями Вильгельма или при удобном случае отредактировать их – это было особенно легко осуществить, поскольку кайзер часто забывал, что именно он наговорил в запале. Бюлов также вовсе не стремился к уничтожению парламентских институтов Германии, о чем так мечтал Вильгельм. Все, чего он хотел, – управлять германским народом так же, как он управлял германским монархом. Заодно он старался по возможности примирить их между собой. Его политика с самого начала (да и потом, когда он стал канцлером) была направлена на то, чтобы объединить националистические и консервативные силы, бросив их на поддержку короны. Одновременно он старался подорвать растущее социалистическое движение и региональный сепаратизм – например, на юге Германии, где так никогда и не смирились с прусским господством.