Крымский гамбит. Трагедия и слава Черноморского флота - Олег Грейгъ Страница 32

Со времени кровавого большевистского переворота в России «натуризм», так и не пройдя начальный этап познания, осознания и привыкания, сразу сформировался в безнравственное движение «Долой стыд!» Впрочем, чего ждать? — революция идет в массы семимильными шагами регресса! Человек божественной формации, оттачивавшийся разумной природой длительными тысячелетиями, делами большевиков за считанные годы превращался в дичайшее творение красного диавола. Наставниками на пути юных «долойстыдистов» становились их идейные отцы, чьи имена вписаны в толстые тома советских энциклопедий, те, кто как средство большевистской пропаганды на стыке XIX–XX веков использовали среди прочих гнусных штучек и порнографию. Открытки пошлого вида изготавливались в нелегальных партийных типографиях, как на территории Империи, так и за границей; снимки продавались из-под полы за копейки на людных базарах, но чаще даром подсовывались студентам и курсисткам, коих и предназначалось развращать. Как отмечают серьезные исследователи, порнография в России накануне революции прошла свой золотой век. Однако та же тенденция наблюдалась и прежде — накануне революций во Франции и в Германии.

Длинноволосые, прыщавые нигилисты и борцы «за светлое будущее» спешили воочию увидеть то, что представляли в извращенных юношеских снах: юных барышень, насилуемых со всей дикостью классового садизма. И эти гулливые, вожделенные бесовские мечты исполнятся после 1917 года: Россия-барышня, стыдливая и непорочная их стараниями превратится в красную, потную революционную потаскуху.

Но сначала революционеришки вбросили в лузу сексуальной революции пробный шар — демонстративно прошли по Красной площади главного русского города нагишом, требуя от всех остальных членов российского общества примкнуть к ним. Нам говорят (если и говорят), что общество «Долой стыд!» появилось в 1925 году, да и то на очень короткое время. Забывая признать, что первые демонстрации голых с красными перевязями через плечо появились в 1919 году.

Миссионеры пошлости, «долойстыдисты» были настоящими фанатиками. На своих тайных сборищах они клялись никогда не носить одежду, исходя из принципов отрицания: «Одежду носят наживающиеся на эксплуатации буржуи. Мы — не буржуи, поэтому мы должны отвергнуть одежду» и пропагандируя дарвинизм, как учение, близкое идеям социализма: «Человек произошел от обезьяны. Значит, люди — животные. Животные не носят одежду. Следовательно, мы тоже не должны носить одежду».

Движение голых распространялось по изматываемой революцией, разрухой и приближающимся голодом стране, клонировалось, превращалось в кружки, секты и лиги. Не успел познавший заграничных свобод поэт Максимилиан Волошин в 1916 году приехать в любезную его сердцу бушующую Россию и в феврале 1917-го осесть в своем крымском имении в Коктебеле, как за ним потянулись «натуристы». То ли очарованные единомыслием поэта, издавшим еще в 1910 году сборник «Блики. Нагота», в 1914 «Блики. Маски. Нагота», то ли умиленные пустынными берегами и волшебной природой Крыма, где среди девственной пустоты можно скрыть безобразия греховной плоти. К слову сказать, названия этих сборников вы не найдете ни в одной советской энциклопедии: ни в Большой, ни в Литературной, ни в Исторической, ни в Энциклопедическом словаре, ни в других официальных источниках. Зато при желании, расстаравшись, сможете прочесть статью М. Волошина «О наготе», где поэт рекламирует германское общество «Freier Bund», «поставившего своею целью физическое и нравственное оздоровление человечества посредством наготы». Его члены обоих полов, собираясь в парке в Грюнвальде, мило проводили время в подвижных играх на открытом воздухе. «Благодаря спорту и гигиене эта нагота получит право гражданства в Европе!» [4]— уверяет читателя Волошин и тут же завлекает неверующих: мол «идя купаться, я раздеваюсь дома, надеваю купальный халат, перехожу пятнадцать сажень, отделяющих мой дом от моря, и кидаюсь в воду. Местные жители глубоко шокированы таким поведением». Паломники, потянувшиеся в Коктебель, вскоре основали тут первый «натуристский» пляж в России (ныне здравствующий — нудистский).

Впрочем, русской интеллигенции уже давно показали завлекательность «эстетской наготы». Исполняя «Вакханалию» из оперы немецкого композитора Р. Вагнера «Тангейзер», в последнем танце, когда оба полотнища хитона, прикрепленного только у плеч, развевались в воздухе за спиной, прекрасная Айседора Дункан несколько тактов танцевала совсем обнаженной. После чего ей пришлось долго объясняться с публикой, выступая в печати, что в театре Шатле… неровный пол.

Скандал вдохновил еще одну танцовщицу. Некая Ида Рубинштейн, взбалмошная дочь богатого торговца дебютировала как танцовщица, даже не имея специального образования. Чтоб воочию показать публике свои «прелести», 20-летняя Ида сняла в Петербурге помещение, где исполнила среди прочих «Танец семи покрывал». В финале танца она разделась догола, оставаясь в одних бусах. Публика, вышедшая из дверей театра, громко насмехалась; бывший на премьере Станиславский назвал постановку чудовищной, а исполнительницу «бездарно голой». В XX веке ее «искусство» продолжат последовательницы в стриптиз-барах. А тогда, вдохновленная своей смелостью искусница решила ехать покорять Париж. Однако вместо гастролей попала в сумасшедший дом, куда Иду упрятали родственники. Улучив возможность и сбежав, она вновь шокировала, выйдя замуж за своего близкого родственника, кузена Владимира Горовица, с которым была дружна с детства. Подобные браки в русском обществе считались дегенеративными и были запрещены. Но и семейные узы показались Иде слишком тесными, бросив мужа, она бежит в поисках новых приключений и новых зрителей… Говорят, самые удачные роли Иды — Клеопатра и Шехерезада в «Русских сезонах» Сергея Дягилева. Когда на спектакле нерусскую актрису, словно мумию, выносили на носилках, чтобы медленно распеленать; «Царица Египта постепенно лишалась своих покровов и предавалась любовному экстазу у всех на глазах, причем лишь в самый критический момент являлись услужливые придворные дамы, окружавшие занавесками ложе любовников». Нечто подобное происходило и в спектакле Мейерхольда по исторической пьесе Габриэля д'Аннунцио о пизанской блуднице, где главную роль исполняла все та же Ида Рубинштейн. В адрес которой сыпались далеко не лестные эпитеты: «зеленая лягушка», «грязный скелет с судорожными гримасами», «нездешняя сомнамбула» — за ее слишком длинное и худое тело, в котором зрители не видели привлекательной эстетики, за разноцветные лохматые волосы и кроваво-красный рот «как у раненой львицы».

Так развлекалось и развращалось высшее общество, подпитываемое кроме театральных «секс-изысков» еще «новаторскими» литературными произведениями и творениями живописцев всевозможных течений.

Однако то, что так или иначе имеет отношение к искусству, в мутных головах революционеров и социалистов превратилось в пошлость и грязь; и наоборот: грязь и пошлость стали революционным искусством.

В бывшей Российской Империи множились идейнопомешанные «люди новой формации», члены общества «Долой стыд!» разгуливали по улицам голыми, громогласно заявляя, что стыд — это буржуазное прошлое советского народа.