Если б мы не любили так нежно - Овидий Горчаков Страница 32

Тут выступил вперед голова шкотского шквадрона, и, скрипя ратной сбруей, так сказал великан Дуглас:

— Великородный воевода! Милостивый милорд! Дозволь один только вопрос задать. Ты сам изволил сказать, что мы, шкотские рыцари, бились славно и достойно, и ежели бы не сдались на капитуляцию по доброй воле и не вышли на государево имя, то еще долго не пустили бы вас в крепость…

— Повесить! — прорычал за Шеиным князь Черкасский.

— Четвертовать! — мрачно вторил ему дискантом Бутурлин.

— Так скажи же нам, милорд, — продолжал Дуглас, едва держась на ногах от потери крови, — получим ли мы, приняв службу твоего нового Царя, чья земля разорена войнами и Смутой, достойное и приличное для рыцарей жалованье, не меньшее, чем обещал платить нам король Сигизмунд, — десять пенсов в день!..

— На кол, на кол их всех! — встрепенулись воеводы.

А Шеин расхохотался громогласно.

— Ох, шкоты! Ох, скареды!.. Своего не упустят! Шиллинги, талеры и деньги цените вы куда дороже собственной крови!.. Ху-ху-ху!.. Обещаю и клянусь, что Царь Московский положит вам денежную дачу, жалованье государское, не меньше любезного брата своего венценосного Жигимонта, ежели присягнете вы служить честью и без отъезда матушке нашей Москве! Царю нужна управа на ляхов и на хана… Сдавайтесь под руку Царя-батюшки, и вы никогда не пожалеете о своем решении. Клянусь вам честью столбового боярина!

Эти слова великого воеводы никак не понравились смердам и страдникам, тем бельским холопам, с коих ляхи и шкоты семь шкур драли на содержание войска в Белой, тем самым угнетенным простолюдинам, коих мысленно клялся защищать, выступая в рыцарский поход, Джордж Лермонт. Они шумели, орали, добиваясь, чтобы всех этих наймитов немчин скорее кончали на месте. Но Шеин разогнал холопов.

Джордж Лермонт и его однокашники по шквадрону, прибыв в Польшу и Московию, были поразительно плохо и скудно осведомлены по таким важным для наемных воинов, как, скажем, численность и состав московского войска, вопросам. Им казалось, что у Москвы тьма-тьмущая воинов. Смутное время, почти беспрестанные войны существенно сократили прежнюю численность войск. Вот почему воевода Шеин, князь Черкасский и Бутурлин имели указание зачислить в свое войско иностранных пленных. Только этот умный приказ и спас Джорджа Лермонта и его шквадрон от поголовного истребления!

И все же было чудо! Русские того времени были, конечно, некультурны, необразованны и невоспитанны по сравнению с западниками, даже с шотландцами и ирландцами, не дворянами, разумеется, а теми, кто стоял в шквадроне дома на нижних ступенях народа, а на военной службе были рядовыми, хотя и отличались с младых ногтей смелостью, воинственностью, сообразительностью. Мало того, русские, год за годом живя в условиях Смуты, не просто ожесточились, но и озверели, стали отчаянными и кровожадными. Даже отрок Джордж Лермонт это прекрасно понимал, и вдруг нате вам — пардон и приглашение в русское войско! Никто из шкотов не умолял о пощаде, но вот они услышали из уст Шеина, что Москва дарует им жизнь при условии поступления на московскую службу, и у многих покатились из глаз слезы…

А Дуглас, не изменившись в лице, оглядел лица недавних смертников и сказал твердо и непреклонно:

— Думаю, что говорю за всех своих людей. Мы не приняли бы ваше предложение, мы не изменили бы польскому королю, если бы он не изменил нам, бросив здесь на произвол судьбы. На том стою и стоять буду. Мы честно будем нести у вас службу? если мы, доказав вам нашу воинскую доблесть, получим от вас приличествующее нам уважение, признание и вознаграждение!..

Московские воеводы, конечно, не поняли ни слова, но все-таки поняли, что великодушное предложение Москвы принимается.

— Так да или нет?! — как всегда, кипятился кавказец князь Черкасский.

И тут умудренный многолетней жизнью Дуглас сделал международный жест: поднял на уровень носа правую пятерню и потер большим пальцем два последующих пальца.

И тогда Шеин рассмеялся и с улыбкой бросил князю Черкасскому:

— Все в порядке. Нам нужны такие витязи. Я пойду с князем дальше на Запад. Ляхи еще держат наш Витебск и Невель. Бутурлин ранен. Отвезешь на Москву пленных. Скажешь, что я им слово свое дал…

И шкоты остались с русскими. Остался и Джордж Лермонт. Собственно, у него не было иного выбора — конь его был убит, нет денег на обратную дорогу. И, честно говоря, он побаивался этих русских крестьян. Да и как он мог вернуться в Абердин, к матери, к Шарон, без славы и состояния!

Не только Джордж Лермонт, но и его потомки на протяжении двух столетий будут молиться своим ангелам-спасителям: Шеину, князю Черкасскому и Бутурлину.

И удивительно ли, что Лермонтовы породнятся с тремя этими фамилиями и их родичами!..

Но больше всего поразило Джорджа в тот незабываемый день его возрождения из мертвых, что молоденькая дочь хозяйки избы, в которой он жил на постое, красавица, скрывавшая свою красоту под грязным платьем и немытым лицом, вдруг помылась и прихорошилась, сменив одежду, и принесла своему постояльцу полную чашку золотистого меда, который ее родители куда-то прятали… Сунула в руки и убежала, зардевшись… Из каких-то схронов вытащили хозяева овес, гречиху, ячмень, горох, угощали своих освободителей… Эту банку меда и румяное личико Джордж никогда не забудет. Он хотел было побежать за ней, поймать… Но перед ним всплыл образ Шарон…

Было уже темно, когда к Дугласу прокрался один из старших ирландцев из Дублина, и Лермонт услышал его жаркий шепот:

— Мы еще можем спастись из плена. Московиты уйдут освобождать Витебск. Перебьем в два счета к дьяволу охрану — и поминай как звали! Наплевать нам на Москву. Я хочу вернуться в Дублин. Мы, ирландцы, не можем расстаться с родиной, жить на чужбине. Это не жизнь, это лютая смерть! Хуже смерти!..

Помолчав, Дуглас тяжело вздохнул и сказал строго и веско:

— Смерть предлагаешь нам ты! Москвичи предлагают нам жизнь. Знаю тебя как честного человека. Сейчас же поклянись своей честью, что ты откажешься от побега. Иначе я сейчас же сверну тебе шею…

Ирландец взревел и кинулся на Дугласа, пытаясь схватить его горло.

Но за глотку схватил его своими могучими лапами Дуглас. Ирландец хрипел, плевал пузыристой слюной.

— Ну, что, клянешься? — деловито спросил командир шквадрона.

Тот согласно замотал гривастой головой.

— Пойми ты, дуралей, — примирительно, с ледяным спокойствием проговорил Дуглас, — у нас нет выхода, мы должны благодарить русских за их великодушие. Без оружия в этих лесах мы в два счета станем прекрасным обедом и ужином для здешних волков, медведей и вепрей.

Потирая горло, упрямый ирландец хрипло проговорил:

— Мы можем их обезоружить!..

— И у нас будет несколько мушкетов и сабель. А обратно до Варшавы мы никогда не дойдем, очень скоро оставшись без пороха. И хватит об этом. За вашу жизнь отвечаю я перед Богом и собственной совестью. Ты думаешь о себе, а я за всех вас…