Царевна Софья и Петр. Драма Софии - Андрей Богданов Страница 32

После многих конференций, даже получив уже за несоглашением свою отпускную аудиенцию, послы успели поладить: поляки отказались от своих притязаний на Украину, или казацкие земли, на герцогство Смоленское и на другие области, завоеванные москвитянами, а цари обязались за это напасть на перекопских татар и препятствовать вторжениям их в Польшу [137].

В честь соглашения сторон устроены были торжественные празднества: послов угощали, и сами цари предлагали им пить, касаясь руками чаши, которую один из знатных бояр обносил гостей, — честь, никогда не выпадавшая на долю послов.

После этого москвитяне отправили своих послов ко всем христианским государям, возбуждая их к союзу против турок. Боярин Борис Петрович Шереметев послан был в Польшу и оттуда проехал в Вену, откуда вся Европа узнает о политических договорах [138].

Князь Яков Феодорович Долгоруков, спальник или чиновник царской опочивальни, послан был во Францию и в Испанию. Он происходит от одного из древнейших знатных родов московитских [139]. Он был изумлен величием двора его христианнейшего величества и объявил по приезде, что если цари в лице его и были оскорблены во Франции, тем не менее ему понравился французский двор более, нежели испанский, хотя там принимали его гораздо лучше [140].

командора. В Северной войне был лучшим из русских полководцев и наиболее бережно относился к солдатам. Отвергал искательство перед Западом, свойственное необразованным выскочкам, презирал фаворитизм и отказывался участвовать в грязных делах двора, типа суда над царевичем Алексеем. Слава фельдмаршала Шереметева всячески умалилась злобной завистью Петра и его «птенцов».

Племянник его, которого оставлял он во Франции учиться французскому языку [141], есть единственный москвитянин, говорящий по-французски. Во всей этой стране всего четверо таких, которые могут говорить на латыни, учившись сему языку у польских наставников [142].

Одним словом, к каждому государю в Европе были тогда отправлены послы московские.

Между тем все было приготовлено к походу в 1687 году и положено вступить в Крым. Выбор полководца длился несколько времени. Князь Голицын назначил многих на эту должность, но все говорили, что если он заключил мир и союз с Польшей, то он должен взять на себя и труды похода, чтобы доказать таким образом, что завоевание Перекопа было действительно так легко, как он представлял его себе [143].

Людовик XIV даже не хотел дать послам аудиенцию, а когда они, выдержав осаду в доме, из которого французы вывезли даже мебель, добились официального приёма, — не удосужился встать и снять шляпу при чтении имён наших царей! Князь Долгоруков королю, который в жизни не терпел возражений, на это указал, а ответные угрозы отмёл афоризмом: «Гнев без вины вовсе не страшен». Разъярённый «король-солнце» не позволил послам проехать из Франции в Испанию, но Долгоруков не отступил, и посольство добралось туда морем. Французы издали в честь послов гравюры, а король Испании обещал помощь Священной лиге.

Голицын сделал все, что мог, чтобы отклонить от себя эту должность, так как он справедливо предполагал, что трудностей будет ему весьма много и что вся ответственность за неудачу падет на него, какие бы меры предусмотрительности и предосторожности он ни предпринял, и что ему трудно будет сохранить свою славу, если поход будет неудачен.