Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке - Евгений Горбунов Страница 32

В своих телеграммах начальнику штаба Квантунской армии он, в частности, отмечал: «2) Можно считать, что СССР уже отказался от мысли распространять свое политическое влияние на Северную Маньчжурию. Но что касается оставления в своих руках КВЖД, то будет правильным считать, что Советский Союз по-прежнему проявляет большую привязанность к этой дороге… Я полагаю, исходя из внешней и внутренней ситуации, что программа действий Вашей армии сводится к тому, чтобы как можно меньше нервировать Советский Союз и сводить к минимуму угрозу в отношении советских границ. Коль скоро существует такая линия поведения, мы должны декларировать перед всем миром смысл акций японских войск и заставить представителей советского правительства ясно понять нашу линию». И в конце телеграммы добавлял: «Выражаю пожелание, чтобы все наши военно-оперативные мероприятия гармонировали бы с этой декларацией». Оценки были высказаны трезвые и соответствовали реальному соотношению сил между двумя государствами в то время.

В телеграмме от 20 апреля, направленной в Токио, он приводит мнение сотрудника английского генштаба: «Генштаб Англии, считая, что СССР не предпримет никаких активных мер, если только Япония не вызовет его на войну, по-прежнему оптимистически оценивает существующую ситуацию». А в телеграмме от 31 мая, также направленной в Токио, он говорит о публикациях японской печати, отмечая, что представители Советского правительства весьма чутко реагируют на все заявления японских политических деятелей и на высказывания в прессе относительно японо-советских отношений. Предложения Кавабэ были весьма разумными: «… Исходя из этого считаю, что, если наше правительство, руководя прессой, искусным образом смягчит тон японской печати в отношении СССР, то это даст весьма разительный эффект наряду со спокойными и в то же время твердыми декларациями японского правительства».

Подборка японских документов, отправленная Балицким Кагановичу, была неоднородной по содержанию. Большинство из них представляли информацию разведки тактического характера и вряд ли были интересны для членов Политбюро. Очевидно, зампред ОГПУ решил «показать товар лицом», собрал и отправил «наверх» все, что у него было под рукой. К тому же вся эта документальная информация была получена Особым отделом. Политическая разведка (ИНО ОГПУ) не имела к получению этих документов никакого отношения.

Судя по рассекреченным делам личного архива Сталина, документы политической разведки появились только в 1933 году. Конечно, это была не вся информация ИНО, которая попадала на стол к генсеку. Сталин отправлял в свой личный архив только наиболее ценную и интересную информацию, которая постоянно должна быть под рукой. Остальная разведывательная информация после ознакомления и внимательного чтения возвращалась обратно в те ведомства, которые ее предоставляли.

19 мая 1933 года зампред ОГПУ Яков Агранов, курировавший работу разведки, представил Сталину три доклада английского посла в Токио в «Форин Офис», полученные по каналам разведки, очевидно, в Лондоне. 5 января 1933 года английский посол в Токио Диндлей высказал в докладе свое мнение о военных приготовлениях в Японии. Отмечая резкое увеличение производства военной техники в Японии, посол привел к выводу: «Несмотря на то, что наша информация не позволяет сказать, что столкновение с Россией должно произойти в ближайшем будущем, я все же сомневаюсь, чтобы такие большие военные приготовления могли иметь место в предвидении действий, направленных против одного только Китая». Сталин подчеркнул этот вывод синим карандашом. К письму английского посла был приложен меморандум английского военного атташе в Токио о производстве военных материалов, в котором он, используя информацию, «полученную из совершенно достоверных источников», констатировал: «… Я прихожу к тому мнению, что теперешняя активность и решение о перевооружении японской армии направлены главным образом против России…» Эти слова также были подчеркнуты Сталиным. В конце этих полученных политической разведкой документов стояла подпись начальника ИНО Артузова.

Второй доклад посла, адресованный Джону Саймину, был написан 9 декабря 1932 года. Посол, после бесед с военным и военно-морским атташе, высказал свое мнение о возможности советско-японской войны. При этом он обратил внимание на расхождение во взглядах между командованием сухопутной армии и военно-морского флота империи. Конечно, ничего нового в этих расхождениях не было, и они были достаточно хорошо известны. Но на этот раз их высказывал английский посол, да еще в секретном документе, полученном по каналам разведки. И Сталин обратил на это внимание. Тем более что документ был подписан руководителем разведки Артузовым, а к мнению этого профессионала он прислушивался. Поэтому его карандаш подчеркнул основные положения доклада посла: «Если говорить об армии, то среди всех хорошо информированных военных атташе в Токио существует единодушное мнение: японские армейские круги убеждены в том, что война с Россией рано или поздно неизбежна». Отметил он и взгляды морских кругов, высказанные в докладе: «Морское командование придерживается других взглядов. Россия в настоящий момент слишком слаба на море для того, чтобы считаться потенциальным противником японского флота». Обратил Сталин внимание и на оценку Владивостока, но как базы не военно-морского, а воздушного флота: «Если рост авиации будет продолжаться такими же темпами, как до сих пор, то недалеко то время, когда Владивосток станет базой, откуда будут возможны разрушительные воздушные рейды на города японского архипелага».

26 ноября 1933 года Агранов представил Сталину доклад американского посла в Токио Джозефа Грю, посланный в Вашингтон 14 сентября. Посол сообщал, что на пост министра иностранных дел назначен барон Хирота, бывший посол в Москве. Посол характеризовал барона как ревностного приверженца политики генерала Араки, выступающего против примирения на внешнем фронте. Лозунг Араки «Азия для азиатов» стал кредо барона во внешней политике империи. Посол в своем докладе отметил, что в дипломатических кругах в Токио ходят упорные слухи о том, «что русские разведывательные органы (очевидно, имеется в виду КРО ОГПУ) застигли некоторых из японских агентов на месте преступления и добились от них признаний, которые сделали невозможным дальнейшее использование Хирота на его дипломатическом посту…». Так ли было на самом деле и не был ли отзыв Хирота из Москвы связан со статьей в «Известиях» – ответа на этот вопрос пока нет. И опять карандаш Сталина подчеркивал те места доклада, в которых говорилось о возможной войне между Японией и Советским Союзом. Вот только несколько выдержек из доклада посла, на которые он обратил внимание: «Но теперь они готовятся к выступлению против России…», «Токио пытается спровоцировать Советский Союз на войну без того, чтобы затронуть США…», «Я уже много раз сообщал Вам, что общественное мнение считает русско-японский конфликт неизбежным…»

* * *

1934 год, судя по документам дел № 186 и 187 сталинского архива, был более богатым по количеству документов, касающихся Японии и представленных ГПУ. Но Сталину приходилось иногда читать не только информацию политической и военной разведок, но и другие документы, связанные с деятельностью Спецотдела ОГПУ. Вот один, достаточно характерный пример. Фактический руководитель ОГПУ, хотя и числившийся заместителем, Генрих Ягода отправил 17 февраля 1934 года очередное письмо Сталину. Суть письма была следующей. Спецотдел ОГПУ, руководимый Глебом Бокием, перехватил и расшифровал телеграмму японского военного атташе в Москве полковника Кавабэ в адрес японского генштаба. Телеграмма из японского посольства была послана 13 февраля и уже через четыре дня ее текст был известен Сталину.