Давний спор славян. Россия. Польша. Литва - Александр Широкорад Страница 32

Между тем на правом фланге литовцев их кавалерия, имея против себя превосходящую численностью русскую кавалерию, обратилась в бегство. Русская конница, в беспорядке преследуя литовцев, наскочила на засаду: скрытые до того пушки встретили ее страшным огнем. В то же время обратившаяся было назад литовская конница и польские латники из резерва стремительно напали на русскую ошеломленную и расстроенную конницу, опрокинули ее центр и левое крыло и гнали до реки Крапивны и левого берега Днепра. Русскому левому крылу некуда было отступать, и оно было большей частью истреблено.

Челядин со свежими войсками бездействовал, а когда решился ударить в тыл прорвавшимся, был атакован латниками Сверчевского и легкой конницей Радзивилла. [54]Русские не выдержали, подались назад и бросились к ближайшему лесу.

Битва эта продолжалась целый день и окончилась полным поражением русских. Сигизмунд, извещая магистра Ливонского ордена об оршинской победе, писал, что москвичи из 80 тысяч человек 30 тысяч потеряли убитыми, в плен взяты 8 верховных воевод, 37 второстепенных начальников и полторы тысячи дворян. Однако из официальных литовских документов известно, что всего пленных, взятых как у Орши, так и в других местах, было 611 человек.

Следствием оршинского поражения стала сдача без боя городов Дубровны, Мстиславля и Каючева. Правда, эти города сдавали не московские воеводы, а литовские феодалы, переметнувшиеся в свое время на сторону «московитов». Так, Мстиславский владелец князь Михаила Ижеславский, узнав о приближении королевского войска, отправил Сигизмунду грамоту с обещаниями верности и извинениями, что только по необходимости служил некоторое время великому князю Московскому.

В Смоленске сторонники короля устроили заговор. Во главе его стоял православный владыка (епископ) Варсонофий. Он отправил к Сигизмунду своего племянника с письмом такого содержания: «Если пойдешь теперь к Смоленску сам или воевод пришлешь со многими людьми, то можешь без труда взять город». Король обрадовался и направил заговорщикам милостивую грамоту и богатые дары.

Однако большинство смоленских дворян и мещан тяготело к Москве. Кто-то из них донес на заговорщиков московскому наместнику Василию Шуйскому. Тот велел схватить Варсонофия и других заговорщиков, посадил под стражу и о случившемся доложил великому князю в Дорогобуж. В это время к Смоленску подошел князь Константин Острожский. Надеясь на помощь Варсонофия, король отправил с Острожским только шеститысячный отряд. Но Шуйский разочаровал его, повесив всех заговорщиков, кроме Варсонофия, на городских стенах, на виду у польского отряда. Причем, как гласит летопись, «который из них получил от великого князя шубу, тот был повешен в самой шубе; который получил ковш серебряный или чару, тому на шею привязали эти подарки и таким образом повесили».

Тщетно после этого Острожский посылал смолянам грамоты с увещеваниями передаться Сигизмунду, тщетно пытался взять город приступом — королевских сторонников среди смолян больше не было, а горожане бились крепко. Острожский был вынужден отступить, а московские ратные люди и смоляне преследовали его отряд и отбили почти весь обоз.

Таким образом, Оршинская битва стала хорошим примером в тактическом отношении, но ничего не дала в стратегическом. Войска обеих сторон остались примерно на тех же позициях.

Следует отметить, что православные князья и бояре как русского, так и литовского происхождения в целом не обнаруживали большого желания воевать с Василием ІІІ. Так, киевский воевода Андрей Немирович в письме литовской Раде жаловался: «Писал я к старостам и ко всем боярам киевским, чтоб ехали со мною на службу господарскую. Но никто из них не хочет ехать. Пожалуйста, напишите им, чтоб они поспешили за мною на службу господарскую».

И Сигизмунд, и Василий с переменным успехом натравливали друг на друга Менгли-Гирея. Самый крупный набег на Московское государство крымцы предприняли летом 1517 г. Двадцать тысяч татар явились в окрестности Тулы. Воеводы, князь Василий Семенович Одоевский и Иван Михайлович Воротынский, успели подготовиться к обороне. Пешие рати встретили татар в засеках, а затем их стала преследовать конница. Как сказано в летописи, татар «много взяли в плен, так что из 20 000 очень мало их возвратилось в Крым, и те пришли пеши, босы и наги».

Василий ІІІ вступил в союз с императором Максимилианом и с Альбрехтом Бранденбургским, великим магистром Тевтонского ордена. И тут, видимо, впервые возникла идея раздела Польши и Литвы между «Священной Римской империей», Тевтонским орденом и Москвой. Напуганный возможностью такой комбинации, Сигизмунд обратился к императору Максимилиану с просьбой о посредничестве в переговорах с Василием ІІІ. Император согласился, и его посол Сигизмунд Герберштейн 18 апреля 1517 г. прибыл в Москву.

С большим трудом Герберштейну удалось склонить Василия к переговорам, и в сентябре 1517 г. в Москву явились Сигизмундовы послы — маршалки Ян Щит и Богуш. Тут король, державший почти трехлетнюю паузу после Оршинской битвы, вновь решил воевать. Сигизмунд отправил гетмана Константина Острожского с большим войском к псковскому городу Опочке. 6 октября сильный приступ литовцев был отбит великокняжеским наместником Василием Михайловичем Салтыковым-Морозовым с большим уроном для осаждающих. Несмотря на это, Острожский не снял осаду с крепости, а распустил отряды для нападений на другие малые псковские крепости — Воронач, Вилье [55]и Красный. Но московские войска, прибывшие на помощь к Опочке, в трех местах одержали победу над неприятелем, а воевода Иван Ляцкий наголову разбил шедший к Острожскому литовский отряд, захватив при этом все их пушки и пищали.

Тем не менее польские послы 29 октября 1517 г. были приняты великим князем в присутствии Герберштейна. Московские бояре потребовали от Литвы и Польши возвращения русских городов Киева, Полоцка, Витебска и других. Ведь недаром Иван ІІІ объявил себя государем всея Руси. С другой стороны, и Сигизмунд был не только польским королем, но и великим князем Литовским и Русским.

Как писал СМ. Соловьев, «…чем бы ни кончились переговоры [с Литвой], на каких бы условиях на этот раз ни заключен был мир или перемирие, в Москве считали необходимым всякий раз наперед предъявлять права великого князя или царя, потомка св. Владимира, на все русские земли, принадлежавшие последнему, опасаясь умолчанием об этих правах дать повод думать, что московский государь позабыл о них, отказывается от них». [56]

Послы Сигизмунда в ответ потребовали возвращения Смоленска. Герберштейн попытался поддержать их, сославшись на то, что император Максимилиан отдал венецианцам Верону. На что Василий велел ответить: «Говорил ты, что брат наш Максимилиан Верону город венецианцам отдал: брат наш сам знает, каким обычаем он венецианцам Верону отдал, а мы того в обычае не имеем и вперед иметь не хотим, чтобы нам свои отчины отдавать».