Карл Великий. Основатель империи Каролингов - Гарольд Лэмб Страница 32

Передав школу своим помощникам, Алкуин заведовал этим тесным академическим кружком, где бы король ни останавливался – в Вормсе, Ингельхейме или Тионвилле. Очень скоро он обнаружил, что играет роль церемониймейстера в то время, как франки распевали песни и перемежали шутки глотками доброго вина. Алкуин вносил свою лепту колокольным звоном. С помощью маленьких серебряных колокольчиков воспроизводился мелодичный звон больших церковных колоколов. Его веселый повелитель настаивал на том, что они должны приобрести новый орган у императора, вернее императрицы Ирины, поскольку старый сломался в Сен-Дени и его некому было починить.

Карл наслаждался, слушая, как высокие голоса его детей сливаются в молитве «Слава вышних к Богу». Старшие, Карл и Ротруда, были высокими и поразительно красивыми и находились в том возрасте, когда он сам в метель отправился встречать Стефана.

– Я хочу, чтобы мои сыновья были настоящими королями во всем, – настаивал он, – великолепными наездниками, храбрыми воинами, отличными охотниками и пловцами и учеными людьми. Я хочу, чтобы они понимали больше других.

Сам он в этом возрасте не обладал ни титулом, ни величием, ни знаниями. Для своих дочерей, уже отмеченных женской грацией, он желал большего. Они должны были обучаться вместе с мальчиками и одновременно, как женщины, учиться ткать и прясть; они должны были мелодично петь и внимательно слушать прекрасные стихи.

Когда Берта часто спрашивала про звезды, ее отец верил, что она познает секреты астрономии; когда голос Ротруды перекрывал другие голоса в григорианских песнопениях, он был уверен, что ее удел – возвеличивать музыку и пение.

Алкуин называл их своими голубками. Стройную Гизелу с ясными глазами он прозвал Делией. Однако Алкуину казалось, что их веселье проистекает от здоровых тел, которые они любили украшать шелковыми лентами и гладкими жемчужинами из Испании. Дочь короля Берта не сводила своих прекрасных глаз с привлекательного Ангильберта.

Нередко долгие часы Академии рядом с дворцовым очагом утомляли слабого здоровьем кельта, который помимо этого должен был переписывать книги для библиотеки Шарлеманя, продолжать занятия в школе и писать нескончаемые письма в отдаленные монастыри, где не иссякли источники священного знания.

Иногда Алкуин интересовался, почему другой старший сын, Пипин Горбун, не появляется во дворце. Ему отвечали, что калека ухаживает за своей бабушкой в Прюме, в лесу.

Несмотря на осаждавшую его усталость, на которую он не жаловался, поскольку она была следствием бренности его тела, Алкуин восхищался своим повелителем, и это восхищение переросло в любовь. Шарлемань никогда не отдыхал. Могучий франк овладевал тайнами учения, когда трудился вместе с канцлером и сенешалем, оборудуя хозяйство, закладывая семенное зерно на хранение, расчищая каналы, строя новые церкви и мосты, чтобы покончить с бродами и перевозами. По окончании работ король отправлялся в лес охотиться на зверей.

Однажды Алкуин застал Карла купающимся в компании друзей, и при этом он рассказывал им, какие законы хотел бы учредить в Саксонии.

И вновь Шарлемань мерял шагами свою спальню, диктуя гневное письмо архиепископу монастыря Майнца-на-Рейне:

– Я весьма удивлен, что вы, с Божьей помощью завоевывая души человеческие, вместе с тем не преподаете книжное знание вашей пастве. Все, кто вас окружает, погрязли во мраке невежества. Вы можете просветить их, а заставляете страдать в слепоте…

Ученик Алкуина выучился изъясняться красноречиво по-латыни. Он никогда не переставал спрашивать: «Как были написаны первые тексты Библии, на каком языке? Как разные народы придумали разные законы? Из чего родилось древнее римское право – из древней нотной записи или из григорианского песнопения? Как древние римляне овладевали языками стольких народов, которых они поработили?»

Кроме того, Шарлемань жаждал, чтобы ему объяснили значение слов:

– Ты говоришь о правосудии, что ты подразумеваешь под этим словом?

– Правосудие покоится на трех вещах – благословении перед Господом, человеческих законах и жизненных ценностях. Цель правосудия – не карать, а предотвращать.

– Гораздо легче покарать, чем что-либо предотвратить. Как ты думаешь, что такое человеческий закон?

– Как правило, это обычай, которому они следуют.

– Это может оказаться злом. Саксы совершают человеческие жертвоприношения. Ты оправдываешь это потому, что таков их обычай?

– Нет. Они нарушают высший закон – равенства людей.

– Равенства?

– Судья должен быть беспристрастным и относиться ко всем людям одинаково, поэтому, согласно справедливому закону, у всех людей равные права.

Алкуин отваживался на подобные заявления, прекрасно зная, что вору в стране франков могли отрубить руку, а убийца мог избежать наказания, заплатив выкуп. Богатство стояло выше человеческой жизни, а титул – выше справедливости. И Шарлемань, как и его отец, осуществлял правосудие, руководствуясь своими правилами, и уже сакс, бавар или лангобард лежали на траве, и их судили по их собственным обычаям.

Однако у всех обычаи различались: бавары не требовали клятвы при даче свидетельских показаний; у бургундов убийство каралось смертью вместо выкупа; алеманны назначали цену за хорошую охотничью собаку в 12 серебряных монет – больше, чем за беглого раба. И везде различалась тонкая процедура суда путем поединка.

– Кто мог бы создать закон, удовлетворивший так много разных народов?

– Ты найдешь это записанным в Священном Писании. – Улыбнувшись, Алкуин позволил себе процитировать своего повелителя: – «Вы можете просветить их, а заставляете страдать в слепоте».

Алкуин имел смелость выступать против своего короля Давида. Он мог делать это дипломатически, потому что прекрасно понимал склад ума этого франка. Борясь с неразрешимой задачей создать справедливые законы для людей, которые по-разному смотрели на них, Шарлемань действительно обращался к Священному Писанию, как советовал его наставник. Однако Карл находил больше удовлетворения в чтении проповедей Павла из Тарса [20], грешника благородного происхождения. Павел не пытался отвергнуть земные узы людей – любовь к женщинам, суеверия, поиски неизвестного бога. Его собственный народ, франки, во многом напоминал паству здравомыслящего Павла. Почему Павел взял на себя труд окрестить в доме Лидии всех, кто пришел на реку, даже своего тюремщика, напуганного землетрясением?

Читая все это, Шарлемань тосковал по чуткой, отзывчивой женщине, которая помогала бы ему во всех его делах, по дому, такому же прекрасному, как римский дворец, и по церкви, такой же просторной, как церковь Святой Марии у реки, где бы толпился простой люд, стремясь очиститься от своих грехов.

Когда бы ни выдавался у Алкуина час передышки, перед утренней молитвой или когда члены Академии спали сладким сном после обеда, он становился за конторку и беседовал письменно со своими далекими друзьями.