Лжегерои русского флота - Владимир Шигин Страница 32

Некий свидетель из матросов пишет: «А „Потёмкин“ гордо, смело, величественно идёт между нами, не спуская пушек с намеченной цели. Вот он стал направлять свою большую 12-дюймовую пушку на мостик, где куча офицеров, онемев от ужаса, стоит не шелохнувшись; увидав же, что на них целятся, они, как стадо скотов, шарахнулись, кто куда попало…» Данное свидетельство — полный бред. На встречных курсах и на приличной дистанции совершенно невозможно определить, куда именно целит то или иное орудие. Кроме этого офицеры просто не могли стоять как стадо на крыле мостика. Во-первых, все они были расписаны по своим боевым постам, где и находились. Во-вторых, во время «немого боя» командиры кораблей правительственной эскадры находились, как и было положено по корабельному уставу, не в ходовых, а в броневых рубках. Ну, а кроме этого, вряд ли моряки-профессионалы вообще могли онеметь от ужаса при виде «Потёмкина», который, как они прекрасно знали, и стрелять-то толком не мог.

В это время в боевой рубке «Потёмкина» начинается паника. Официально считается, что якобы дотоле безучастный ко всему прапорщик Алексеев «бросается к машинному телеграфу и „Потёмкин“, уклоняясь от „Ростислава“, входит в интервал между ним и броненосцем „Три Святителя“». Однако такое утверждение вряд ли соответствует истине. Во-первых, с помощью машинного телеграфа можно лишь изменить скорость хода корабля, причём на таком большом корабле, как «Потёмкин», это происходит далеко не сразу, так как сила инерции весьма велика. Курс же корабля изменяется поворотом штурвала, к которому, надо понимать, Алексеев почему-то не бросился, а ведь это был самый эффективный способ уберечь броненосец от столкновения. На руле, кстати, стоял поручик-инженер Костенко. Это тоже весьма странно, значит, мятежники не доверяли штатным рулевым матросам? Кроме этого в боевой рубке находились все вожди мятежа, и что же им помешало оттолкнуть Алексеева от телеграфа и снова перевести его ручки в положение «самого полного хода», ведь это дело нескольких секунд! На самом деле в это время в боевой рубке «Потёмкина» происходит нечто совсем иное. Скорее всего там произошёл серьёзный конфликт, возможно и с дракой. Между сторонниками тарана (Матюшенко и его друзья-одесситы) и его противниками во главе с прапорщиком Алексеевым. Вряд ли Алексеев решился бы на такой поступок, после угроз о расправе Матюшенко, будучи в одиночестве. По всей видимости, прапорщика поддержали бывшие в рубке матросы. При этом сторонники Алексеева оказались в большинстве. С военной точки зрения таранить «Ростислав» было полным безумием. Во-первых, флагман Кригера был на ходу, с него прекрасно видели манёвр «Потёмкина» (который, кстати, не отличался большой скоростью хода) и вполне успели бы от него отвернуть. Если всё же таран бы произошёл, то он имел бы для мятежников самые катастрофические последствия. Во-первых, на «Ростиславе» при таране погибло бы немало матросов, после чего ни о каком сочувствии к мятежникам со стороны экипажей эскадры речи бы уже не шло. Во-вторых, выведя из строя «Ростислав», «Потёмкин» бы серьёзно повредил свою носовую часть, неизвестно, как быстро удалось бы ему вытащить из борта «Ростислава» и свой таран. А ведь даже небольшое повреждение было для «Потёмкина» гибельным, ведь у мятежников не было ни средств, ни специалистов, чтобы исправить даже небольшие повреждения. К тому же после тарана потерявший ход «Потёмкин» стал бы прекрасной мишенью, в которую промахнуться было бы просто невозможно… Поэтому решение на таран могли дать только люди, совершенно не понимающие его последствий и абсолютно не дорожившие жизнями других. А потому в авторстве Матюшенко, «товарища Кирилла» и Фельдмана в этой чудовищной авантюре у меня нет никаких сомнений.

Тем временем «Три Святителя», уклоняясь от шарахающегося из стороны в сторону «Потёмкина», вышел из общего строя. «Потёмкин» направился в интервал между кораблями эскадры, прорезая её строй. Орудия двух флагманских броненосцев направлены на «Потёмкин». Но никто не хотел стрелять первым. Все ещё надеялись на мирный исход. Обычно этот манёвр мятежного броненосца превозносится нашими историками, как образец революционного героизма и отваги. На самом деле он стал всего лишь результатом драки в боевой рубке «Потёмкина», и рулевым пришлось направить корабль в первое свободное пространство между правительственными кораблями. «Потёмкину» из-за провокации Матюшенко просто некуда было деваться.

Из книги Р.М. Мельникова «Броненосец „Потёмкин“»: «И вдруг справа, из-за освободившего путь броненосца „Три Святителя“, раздаются приветственные крики матросов, столпившихся на палубах трёх других броненосцев. Люди облепили надстройки, мостики, размахивают фуражками, и вот уже неудержимая волна матросской солидарности захлёстывает палубы этих кораблей. Неописуемый восторг охватывает потёмкинцев, почувствовавших, наконец, долгожданную поддержку родной флотской семьи. Забыв о направленных на них орудиях, матросы срываются с мест, заполняют коридоры, вырываются на верхнюю палубу, и несмолкаемое „ура!“ оглашает море, перекликается с ответными возгласами на удаляющихся броненосцах. Прапорщику Коваленко с трудом удаётся восстановить порядок и убедить матросов вернуться к своим боевым постам. Крепнет надежда на революционное выступление на эскадре».

Насколько реальна эта сцена? Разумеется, что на эскадре имелось немало матросов, сочувствующих потёмкинцам, но всё же истинная причина взаимной радости, думается, кроется в ином. И на «Потёмкине», и на кораблях эскадры матросы очень боялись настоящего морского боя. Всем было совершенно ясно, что на предельно короткой «кинжальной» дистанции, когда промахи практически исключены, пять броненосцев утопили бы один в течение десятка минут. А кроме того, и рассказы об ужасной участи команд перевернувшихся броненосцев в Цусиме были ещё очень свежи. Когда же всем стало ясно, что реального боя не будет, это и вызвало такой взрыв радости как у личного состава правительственных кораблей, так и у мятежников. Умирать из них не хотел никто. Достаточно странно и утверждение Р.М. Мельникова, что командованию «Потёмкина» с трудом удаётся восстановить порядок на корабле. Зачем его восстанавливать, ведь братание с командами верных царю кораблей — и есть главная цель потёмкинцев! Если все матросы правительственных кораблей будут размахивать бескозырками и кричать «ура», то они выйдут из подчинения своих офицеров, и их легко будет призвать к захвату своих кораблей. Почему же «потёмкинцев» силой загоняют на боевые посты? Да потому, что зачинщики мятежа не без оснований боятся, что столь радостное братание может привести к обратному эффекту, и команда «Потёмкина» в эйфории решит прекратить мятеж и присоединится к эскадре.

Между тем Матюшенко поднимает сигнал эскадре «Застопорить машины» и «Стать на якорь». Трудно поверить, что кто-нибудь на «Потёмкине» на самом деле верил, что их указания будут выполняться. Матюшенко просто наслаждался своей безнаказанностью. В свою очередь «Ростислав» пытается таким же сигналом остановить приближающийся «Потёмкин» и отдаёт приказ о повороте всем вдруг на 16 румбов. Историками почему-то считается, что это «Потёмкин» прорезает строй эскадры. Но с таким же основанием можно говорить и о том, что это эскадра пропускала «Потёмкина» сквозь свой строй, в надежде на то, что мятежники в конце концов образумятся. На этот раз «Потёмкина» пропускают в свой интервал «Георгий Победоносец» и «Синоп». По приказу Матюшенко сигнальщики семафором передали на корабли: «Команда „Потёмкина“ просит комендоров не стрелять». Команда «Потёмкина» снова самовольно бросает боевые посты и выскакивает наверх. Снова взаимные крики «ура» с проходящих мимо друг друга кораблей. Все понимают, что никакого боя уже не будет, и все они останутся живы! По воспоминаниям матроса с «Ростислава», «на „Синопе“ образовались две партии — желающих и не желающих присоединиться к „Потёмкину“. Победила партия нежелающих…»