Новгородский толмач - Игорь Ефимов Страница 32

Но почему, почему к этой муке должно было добавиться такое разрушительное вторжение в мою собственную жизнь?

Хорошо, я понимаю: при поступлении в монастырь послушница обязана исповедаться подробно, рассказать о своих грехах, ничего не скрывая. Я понимаю, что ее духовный отец должен был задавать ей разные наводящие вопросы, в том числе спросить, не склонялась ли она к какой-нибудь ереси, не общалась ли с еретиками. И понимаю, что фрау Копенбах, желая быть предельно искренней и честной, упомянула о прощальном визите моего отца и о том, что он всю жизнь, оказывается, оставался тайным гуситом.

Но почему после этого ее духовный отец счел своим долгом - в нарушение тайны исповеди! - послать донос в трибунал инквизиции НА МЕНЯ - этого я не пойму никогда!

А Вы, Ваше преосвященство?! Когда он сообщил Вам об этом, Вы ведь не сказали ему, что знаете Стефана Златобрада с детства. Что никогда, никаким образом он не ведал о ереси своих родителей. Что был воспитан в церковной школе под Вашим личным присмотром, а с одиннадцати лет жил не с родителями, а в доме самой правоверной католички во всем Любеке.

И теперь Вы как-то мимоходом роняете, что по возвращении на родину мне надо будет явиться в инквизиционный трибунал и "дать необходимые разъяснения". Пишете, что это чистая формальность, что "недоразумение будет обнаружено в полчаса".

Вы, правда, верите в это?

Кто из подозреваемых в ереси - когда? где? - был выпущен трибуналом на свободу? Приведите хоть один пример? Разве Вам неизвестны их "методы расследования"? На пятом, десятом, двадцатом повороте винта в испанском сапоге любой сознается, что плевал на Распятие и совокуплялся с ведьмами.

Нет уж, уверяю Вас: добровольного визита судьи инквизиции от меня не дождутся. Суть происшедшего проста: Вы не вступились за меня. Неужели и Вам, при Вашем высоком положении, страшновато попасть под подозрение в укрывательстве еретиков? Так или иначе, ясно одно: путь на родину мне закрыт. Остается жить в России и каждый день, помирая от страха, ждать, что откуда ни возьмись вынырнет проклятый Досвальд и выдаст меня псковским властям.

В связи с новой ситуацией мне понадобятся деньги. Много денег. Я прошу Вас переслать мне то, что накопилось за семь лет моей безупречной службы. В своем письме Вы обещаете по-прежнему платить мне за мои доклады. Поэтому продолжаю их.

Из Новгорода пришли известия, что месяц назад князь Иван явился туда разбирать жалобы, вершить суд над боярами и посадниками, обижавшими простой народ. Для улучшения правосудия он привел с собой несколько тысяч московской рати, которая разместилась в ближайших монастырях и деревнях. На берегу Волхова установили батарею новейших пушек, очень повышающих правдивость свидетельских показаний. Сам же князь со свитой, как водится, поселился на Городище, во дворце, куда пригласил на пир архиепископа Феофила - того самого, который приказал своему полку не вступать в битву на Шелони четыре года назад.

Потом начались пиры в самом Новгороде. Каждый боярин старался зазвать князя в гости и поднести ему богатые дары. Нет-нет, мы не будем называть это взятками или даже данью. Наверняка они подносились от чистого сердца, из любви к московскому владыке. Говорят, в каждом доме он получал, как минимум, кисет с золотыми, три-четыре тюка фламандского сукна (по 30 рублей каждый), бочонок вина, моржовый клык. Если все это умножить на двадцать боярских домов, осчастливленных князем, можно догадаться, что к Рождеству у него набралось подарков на длинный обоз. Никакой Санта Клаус в этом году ему не нужен.

Но главное происходило незаметно и в тишине. Под горестные вздохи монахов и иереев московский князь перевел в свою собственность такое количество монастырской и церковной земли, что на ней он сможет прокормить армию служилых ратников, которая не будет стоить ему ни копейки. А уж на верность таких воинов он сможет положиться в любом походе.

Во время судебных разбирательств шесть бояр были найдены виновными в разных нарушениях и отправлены в московские темницы. Среди них - младший сын Марфы Борецкой. Постараюсь впоследствии узнать, пировал ли у кого-нибудь из осужденных князь Иван. Но даже если и не пировал, мы не позволим себе делать из этого какие-то злопыхательские выводы. Московский владыка мирно приехал в свой город, был осыпан подарками и выражениями преданности, совершил несколько актов правосудия и мирно удалился. Единственное, что может заинтересовать и насторожить коллегию кардиналов в Риме: легкость, с которой единовластный повелитель приступает к конфискациям церковных земель. Если пример князя Ивана покажется королям и князьям Европы заразительным, последствия трудно предсказать.

Да, еще небольшая деталь: незадолго до приезда князя Ивана новгородцы поймали несколько московских лазутчиков и сбросили их с моста в Волхов. Конечно, предварительно им связали руки за спиной и насыпали песку за пазуху. Я уговариваю себя, что все же это лучше, чем медленно кипящий жир.

Желаю Вашему преосвященству светлого Рождества, Ваш

С. З.

Эстонский дневник

Вчера долго говорили с Алольцевыми о вере. Оказывается, дед Ермолая Лукича в 1427 году был схвачен как член секты стригольников и брошен в темницу на многие годы. Эта секта была очень сильна в Пскове в начале века. Во главе ее стояли люди уважаемые и начитанные. Их главное расхождение с православной церковью состояло в вопросе об обладании сокровищами земными, то есть деньгами и имуществом. Они также решително восставали против установившегося порядка, при котором места священников в церквах и епископов в епархиях распределялись за плату, "по мзде".

- Дед мой, и выйдя из тюрьмы, отказывался ходить в нашу церковь, рассказывал Алольцев. - "Не хочу, - говорил, - слушать вашего попа. Он по мзде поставлен, молитва его не чиста".

Стригольники учили, что не только священники могут проповедовать и крестить мирян. Апостол Павел призывал и простого человека нести людям Слово Божье. Нравы тогда в Пскове были свободные. Митрополит и патриарх слали гневные послания, обвиняли псковских священников в отступлении от церковных правил. Так, при крещении детей не погружали в воду, а только слегка обливали; для миропомазания использовали латинское миро, а не дорогое, ввозимое из Константинополя; вдовым попам разрешали снова жениться и служить.

Рассказывая, Алольцев и Людмила переглядывались, словно спрашивали друг друга, как далеко им следует заходить в опасной откровенности. Я был тронут их доверием. Но все же спросил, как они сами относятся к тому, что попы получают места за деньги, что потом берут плату за все церковные службы.

- Конечно, - сказал Алольцев, - попам тоже прожиток нужен. Святым Духом питаться еще не сподобились. Но вот отец Денис правильно говорит: "Чем богаче будут церкви и монастыри, тем больше ленивых и жадных потянется в монахи и священники. А чистой душе места будет все меньше".

- И еще он нам объяснял, - вступила Людмила, - что вера - это вино, а религия, обряды - кубок. Так я запомнила. Вера нас соединяет с Господом недаром мы причащаемся вином. А религия - с отцами, с предками, с соплеменниками. Хорошо, когда и то, и другое могут жить в согласии. Но бывает, что приходится выбирать между новой верой и религией отцов своих. Ведь и апостолам, слушавшим Христа, пришлось отступить от старой веры.