История вампиров - Монтегю Саммерс Страница 31

По сообщениям греческих священников, воздействие этого жуткого приговора в некоторых случаях было настолько явным, что ни у кого теперь не возникает сомнений в последствиях всех этих изложенных здесь проклятий и особенно в том, что труп отлученного от церкви человека не может разложиться, вернувшись к своей первооснове, пока приговор об отлучении не будет отменен. У нас, пытающихся уберечь тела своих умерших от разложения с помощью особого искусства, с применением ароматических веществ и пахучих смол, — у нас сочли бы, что никакое проклятие и отлучение не в силах сохранять неразложившимися трупы в могилах. А среди самих греков лишь чудом, особой милостью и благосклонностью Господа к телам тех усопших, которых канонизировали как святых, объясняется тот факт, что тела эти остаются нетленными в сырых, пропитанных испарениями склепах, что трупы угодников сохраняются высохшими, словно мумии, в Египте и в знойных аравийских песках.

Но греки уверены, что трупами отлученных от церкви овладевает в могилах некий злой дух, который поддерживает их и предохраняет от гниения — точно так же, как душа поддерживает живое тело, наполняя его жизнью. Такие трупы, как считают греки, по ночам выходят на прогулки, кормятся, переваривают пищу и снова питаются; подобных мертвецов нередко находили в могилах прекрасно сохранившимися и румяными, и когда им вскрывали ланцетом вены, из них обильно текла свежая кровь — словно у молодых бодрых сангвиников. Вера во все это столь распространена среди греков; и они так любят порассуждать на эту тему, что едва ли найдется хоть одна деревушка, где вам не встретятся очевидцы, готовые изложить несколько случаев такого рода, или те люди, кому подобные истории поведали родители или няни, причем историй этих так же много, как у нас — сказок про ведьм и колдунов, и едва успев закончить одну историю, вам тут же начинают рассказывать другую, про похожее чудо. Но давайте пропустим эти пестрые традиционные рассказы простонародья: всех их вместе заменит одна история, которую, многократно заверяя в ее подлинности, изложил мне в городе Смирна степенный Кандиот Калоир по прозвищу Софронио, священник, личность уважаемая и известная своей ученостью.

Он рассказал, что знал человека, который, совершив кое-какие преступления в Морее, бежал на остров Мило, где, хотя и спасся от длинной руки закона, все же не сумел избегнуть отлучения от церкви, убежать от которого ему удалось не дальше, чем от собственной совести, от чувства вины, никогда его не покидавшего, ибо когда настал роковой час кончины, а приговор церкви так и не был отменен, тело покойного без особых хлопот и торжественной церемонии похоронили в несколько отдаленном, редко посещаемом месте. Тем временем близких покойного весьма тревожило и тяготило печальное положение их покойного друга, тогда как крестьян и прочих жителей острова каждую ночь пугали и приводили в замешательство странные, необычные видения. Селяне сразу же заключили, что эти явления связаны с могилой отлученного от церкви, каковую они, согласно обычаю, немедленно вскрыли, обнаружив там прекрасно сохранившийся, румяный труп, жилы которого были явно полны свежей крови. В гробу было полно винограда, яблок, орехов и прочих плодов, характерных для этого времени года. Стали совещаться и решили прибегнуть к обычному в таких случаях средству: разрезать труп на несколько частей и сварить его в вине — испытанный способ изгнать злого духа и дать телу возможность спокойно разложиться.

Однако друзья покойного, страстно желавшие, чтобы и тело его мирно лежало в могиле, и душа его смогла хоть как-то успокоиться, добились у духовенства отсрочки исполнения данного приговора, надеясь, что за круглую сумму (а были они людьми весьма состоятельными) можно приобрести возможность отмены отлучения, каковое произвел бы сам патриарх. Таким образом труп был на некоторое время спасен от расчленения, а в Константинополь направили письма с тем, чтобы, если патриарх лично снизойдет до отмены отлучения, то в документе о прощении виновного, который он подпишет, указать день, час и минуту отмены наказания. Затем труп перенесли в церковь (деревенские жители не пожелали, чтобы он оставался в поле) и стали ежедневно служить мессы и молиться о том, чтобы виновный получил прощение и чтобы труп его подвергся разложению. Однажды после многочисленных просьб, молитв и подношений (как неоднократно торжественно заверял меня Софронио, который в тот момент сам проводил богослужение) из гроба отлученного, к ужасу и изумлению присутствующих, вдруг донесся грохот. Гроб открыли и обнаружили, что тело покойного вернулось к своей первооснове — рассыпалось в прах, словно уже лет семь как было похоронено. Час и минуту этого происшествия тут же запомнили и записали, а позже сравнили с точным временем подписания в Константинополе патриаршего помилования: оно удивительно совпало с тем моментом, когда труп покойного так стремительно разложился.

Эту историю я бы не счел достойной изложения, но я слышал ее из уст человека серьезного и ответственного, который заявляет, что сам наблюдал все своими глазами. Несмотря на то, что для меня она не является достаточно убедительной, чтобы в нее поверить, пусть она послужит свидетельством того уважения, которое греки испытывают по отношению к действенности и силе отлучения от церкви. Я как-то из любопытства присутствовал при вскрытии могилы одного недавно умершего человека, который, по рассказам его односельчан, пугал их, призраком бродя по ночам. Однако мне не посчастливилось ни наблюдать его труп в нетленном виде, ни заметить того провианта, которым дух подпитывает тело. Я видел лишь зрелище, обычное для недельного пребывания тела в могиле. Правда, турки, как и христиане, рассказывают о подобного рода делах весьма уверенно.

При том уважении, которое питают к отлучению от церкви, и столь высокой действенности оного, можно подумать, что священники должны стараться всячески поддерживать подобное уважение как основу и опору их авторитета и что поэтому не следовало бы так легко прибегать к такой суровой каре по любому ничтожному поводу, дабы подобное панибратство с законом не вызвало у людей презрения к этому наказанию; что вопрос спасения души человеческой — это не игрушка, и не стоило бы столь легкомысленно обращаться с этой проблемой в любом мелком обыденном деле. Но такова уж прискорбная бедность греческого православия, что этой церкви приходится торговать не только отлучениями, но даже святыми причастиями и выставлять на продажу самые почитаемые и сокровенные религиозные обряды для того, чтобы у духовенства были хоть какие-то средства к существованию.

Снятие отлучения от церкви после смерти стало обычным явлением, но вот посмертное отлучение может показаться несколько странным проявлением суровости: например, можно прочесть, что Феодосии, епископ Александрийский, отлучил Оригена аж через два столетия после его кончины.

На том же авторитете отлучения держится и сила повторного принятия человека в лоно церкви, которое, согласно греческим православным канонам, не должно быть легким: его нельзя добиться по первой же равнодушной, невыстраданной просьбе кающегося грешника; надо в первую очередь доказать серьезность и искренность раскаяния, подкрепив его постоянными и многократными примерами праведной жизни, а также терпеливым и покорным соблюдением епитимьи, накладываемой и предписываемой церковью. Так, например, тех, кто отрекся от истинной, веры в возрасте до 14 лет, приняв ислам, но впоследствии раскаялся, пожелав возвратиться к христианской вере, добиваясь этого с рыданиями, подтвердив свои намерения сорокадневным постом, живя все это время на хлебе и воде и сопровождая пост непрестанными круглосуточными молитвами, — тех после всего этого снова торжественно принимают в лоно церкви в присутствии огромного количества прихожан, и священник чертит на лбу у кающихся крест елеем или мирром — обряд, совершаемый над теми, кто возвращается на путь истинный, покинув стезю тьмы и смертного греха.