Великие загадки мира искусства. Истории о шедеврах мирового искусства - Елена Коровина Страница 31

Человечество всегда интересовалось иными, потусторонними мирами. Правда, что это за миры, никто не знает, никто ведь там не был. Но и представители иных миров интересовались человечеством. Разные окна и двери открывались, чтобы увидеть из одного мира другой. Результатом такого «общения» являлись весьма нестандартные ситуации – то барабашки в домах, то таинственные надписи на стенах. Особо активно и часто распахиваются эти двери и окна в искусстве. Часто поэты жалуются, что им приходится с чужого голоса записывать стихи, которые сами они не сочиняли. Иногда и художники рисуют одно, а оказывается – совсем другое. Будто кто-то «использует» картины то как дверь, чтобы выйти в наш мир, то как окно, чтобы оглядеться вокруг. Происходит это во все времена, и тому накопилось немало свидетельств.

В 1485 году флорентийцы удивленно взирали на странную фреску Доменико дель Гирландайо (1449–1494) в капелле Сассетти. Все в ней вроде было правильно – верная перспектива, достоверное изображение, радующий взгляд сюжет. Прекрасные дамы в модных нарядах разговаривали о чем-то своем. Розовощекие детишки резвились рядом. И по траве степенно расхаживала пара беленьких единорогов. Но не единороги удивили зрителей. Конечно, в нашем мире этих существ никто не встречал, но их обожали изображать художники и воспевать поэты. Ведь единороги служили символом верной и трепетной любви. Зрителей поразила трава. Она оказалась… оранжевой.

Гирландайо и сам был обескуражен, ведь он писал все как положено – зелень так зелень. Однако фреска – это не та техника, где можно что-то подправить. Пришлось смириться со странной травой. Но нашелся заказчик, попросивший повторить понравившийся сюжет в уменьшенном варианте. На этот раз Гирландайо нарисовал картину на дереве, скрупулезно выверяя палитру. Удивительно, но, когда краски высохли, оказалось, что и на картине единороги снова расхаживали по оранжевой траве.

И это не единственный случай странного поведения таинственных единорогов. В 1505 году молодой Рафаэль (1483–1520) решил изобразить обобщенную женскую верность и написал «Портрет женщины с единорогом». Так ему друзья-завистники хохоча принесли ведро зеленой краски. Еще бы! Ведь и пейзаж, и деревья позади дамы оказались… синими.

А может, художники не виноваты? Возможно, волшебные единороги не умели существовать в земном пейзаже? Или, может, они захотели показать зрителям и художникам свой мир – тот, в котором трава могла быть разной – синей, оранжевой, но только не зеленой?..

В 1850 году немецкий художник Адольф фон Менцель (1815–1905) решил написать цикл исторических полотен, воссоздающих повседневную жизнь прусского двора XVIII века. Менцель был рьяным поклонником короля Фридриха Великого (1712–1786), но не столь Фридриха-полководца, сколь Фридриха-музыканта. Ведь король с детских лет практически профессионально играл на флейте, сам писал замечательную музыку. Однако его отец, правящий монарх Фридрих-Вильгельм I, человек властный, жестокий, считающий «всякие искусства – разлагающими стойкость и мужество человека», запретил сыну заниматься и музыкой, и литературой. Да он даже книги читать запретил бы, если б по ним не нужно было учить грамоту. Впрочем, и грамоту монарх не уважал. Юному сыну Фридрих-Вильгельм запретил даже подходить к музыкальным инструментам. Он хотел воспитать в юноше лишь воина-аскета. Однако, едва получив корону в 1740 году, Фридрих, который продолжал жить в простоте и скромности, никогда не жалел средств на свое музыкальное образование, вечера, концерты и театральные выступления. Не прошли даром и уроки отца, мечтавшего видеть во Фридрихе великого воина. За выигранные сражения Фридриха действительно прозвали Великим. Но и в походах он не забывал о музыке. Любимую флейту всегда брал с собой, даже когда отправлялся в очередную военную кампанию. А в мирное время в королевском дворце Сан-Суси регулярно проводились концерты, на которых король выступал сам – и соло, и в ансамбле.

К тому времени, когда Менцель собрался изображать Сан-Суси, многое переменилось. Обстановку дворцовых покоев частично пришлось воссоздавать по старинным гравюрам, проштудировав массу исторических свидетельств ушедшей эпохи. В результате появились поразительные холсты Менцеля – «Круглый стол Фридриха II в Сан-Суси» и «Концерт Фридриха в Сан-Суси». Но еще поразительнее оказалась первая выставка полотен. Приглашенные вовсю обсуждали картины, когда один из приятелей спросил художника: «А их ты написал согласно мемуарам?»

Все повернулись к «Концерту». Там, на полотне, Фридрих стоял, солируя на флейте. Его слушали придворные, сидевшие вокруг. Но там, куда указал дотошный приятель, были изображены только своды дворца, уходящие в темноту, да тяжелые бархатные занавеси. А впрочем…

Менцель напряг зрение. В темноте сводов и занавесей он вдруг явственно различил лица, фигуры. Бородатый старец усмехался сквозь усы. Скрюченный гном в остроугольном колпаке щурился на свет. Толстяк в круглой славянской шапке выглядывал из темноты. Но там никого не должно было быть – ведь художник никого не рисовал!